Онлайн книга «Выбор»
|
Три случая за время отбора, а сколько еще было? Сколько будет потом? Есть ведьма, еще как есть, да где-то в другом месте, где не видно ее и не слышно, а она своим черным делом занимается. А ежели так подумать, Ирина Захарьина… пусть Ирина будет, непривычно россам имя Инесса, откуда взялась она? Одна ли она была в семье, а может, сестра у нее была? Брат? Черной книге то безразлично, женщина ли, мужчина, ей кровь важна. Так-то ей и Фёдор овладеть сможет. Дверь стукнула, Устя обернулась. Вот ведь… помяни черта, и серой запахнет! Стоит Фёдор, на нее смотрит жадно. – Устенька! Устя глазами поискала что потяжелее, на столе блюдо серебряное с яблоками заметила, к нему поближе придвинулась. Ежели что… Получит царевич по головушке со всем Устиньиным уважением. Даже дважды. – Чего тебе, царевич? Со свадьбой поздравить? Так поздравляю, рада я за тебя, и за сестру рада, счастья вам да деток здоровых побольше. Фёдор иронии не распознал, яда в словах Устиньи не почуял, вспыхнул от гнева. – Не надобна мне Аксинья! Ты мне нужна, понимаешь?! Ты! Устя только плечом повела. – Уж прости, царевич, а только ты на Аксинье женишься. Сам так выбрал, сам и радуйся. Фёдор Устинье в глаза заглянул просительно: – Обижаешься? Устенька, да не думай ты об этой дурочке! Неважна она! Жениться придется мне, так уж мать договорилась, а только тебя я одну любить буду! Что мы – хуже франконов да лембергов? У их королей жена – брак династический, а по любви завсегда фаворитки были, и весили они куда как поболее королев, и к их словам прислушивались… – Ты мне, царевич, блуд предлагаешь, правильно поняла я? Был бы Фёдор поумнее, он бы и глаза заметил сощуренные, и ухмылку злую, и руку, к голику[39]протянутую. Фёдор не заметил, оскорбился даже: экие вы, бабы, непонятливые! – Я тебе не блуд предлагаю, а любовь свою! Ты мне ближе жены любой будешь! А вот веником его никогда не били. Как еще Устинья глаза ему не выстегнула,разъярилась боярышня знатно, заорала на весь терем: – Любовь, значит?! На сестре моей жениться, меня в постель таскать?! Чтобы я и ее предавала?! Чтобы дети мои ублюдками были?! А голиком-то больно. Он же без листьев, прутья что розги… Фёдор и ахнуть не успел, как в коридор выскочил, ноги умнее головы оказались. Лучше у бабы, когда она в таком настроении, на дороге не стоять – прикопает. Может и голиком, а может и за лопатой сходить, не поленится. Голик ему вслед полетел, ожег больно. – Хоть ты и царевич, а только не обессудь – в следующий раз голову отверну! И верилось! Ой как верилось! А вот мстить и ругаться все равно не хотелось, восхищаться разве что! Какая женщина! Ах, какая потрясающая женщина! Точно его будет! Не злилась бы она так, когда б не ревновала, а она и злится, и ревнует, и всяко… Фёдор почти и не обиделся даже. Хороша! * * * А по снегу летел бодро и весело санный обоз. Летел в Россу, вез с собой купленные Истерманом вещи, книги вез, коллекции разные, мощи вез… И никому не ведомо было, что ехала в санях на Россу смерть. Тихая, страшная, такая, что стоит лишь коснуться одного из предметов – и вырвется она наружу, и пойдет гулять, выкашивая города и села, и не будет от нее спасения. Волхвы помогли бы, да ведь и волхвы не всесильны! И они везде не поспеют, всем и сразу-то не помогут… Истерману – что? |