Книга Кузнец, страница 79 – С. И. Вендел

Судьба, все это звучит так просто.

На самом деле все было совершенно не так.

Хакон заворчал и выпрямился. Выбравшись из воды, он схватил банную простыню и быстро вытерся, сунул ноги в свободные льняные штаны, которые надевал только для принятия ванны, и повесил простыню на шею.

Полный решимости оставить мрачные мысли позади, он начал подниматься по лестнице обратно в замок.

Он уже дошел до площадке, соединяющей лестницы двух частей купален, когда услышал тихие голоса и шаги, спускающиеся ему навстречу.

Хакон удивленно поднял глаза.

Леди Эйслинн и Фиа посмотрели на него почти так же, их лица были частично в тени от фонаря, который держала Фиа.

Обе явно направлялись в баню, льняные сорочки выглядывали из-под парчовых халатов. Платье леди Эйслинн было насыщенного бордового цвета, который отражал свет фонаря там, где оно изгибалось вокруг ее тела — плеч, бедер, пышной груди. Золотистые волосы мягкими, распущенными волнами ниспадали на плечи и спину, обрамляя прелестное лицо.

Она выглядела такой разбитой, какой Хакон никогда ее не видел, и он знал, что этот образ навсегда запечатлеется в его памяти.

Уши Хакона горели, он опустил голову.

— Миледи, простите меня, я…

— Нет, нет, не обращайте на нас внимания, — настаивала Эйслинн. Она прочистила горло, когда тишина затянулась.

Хакон осмелился поднять голову, не в силах сдержать жадного взгляда, устремленного на нее. Судьба, она была сама мягкость в свете фонаря.

Хорошо, что там была Фиа, потому что в противном случае Хакон не знал, смог бы удержаться от того, чтобы не натворить глупостей.

По крайней мере, еще больших глупостей, чем пробормотать:

— Рад видеть вас, миледи.

Он не представлял, как отчетливо бьется пульс у нее на шее. У него самого вырвалось мурлыканье желания, и хотя он знал, что должен отвести взгляд, он не мог.

— Я тоже, — сказала она низким, с придыханием голосом, который потянул его вверх по ступенькам, пока он не оказался всего на одну ступеньку ниже ее.

Ее блестящие золотые глаза изучали его лицо, и он задался вопросом, слышит ли она, как он взывает к ней: «Отошли Фиа, вернись ко мне, пойдем со мной».

Если она и слышала, то ничего не сказала. Ее губы приоткрылись, но с них не сорвалось ни слова. Хакон уставился на эти губы, его тело качнулось к ней, как будто она была небесным телом, и его неумолимо притягивало в ее сферу.

— Спокойной ночи, мастер Хакон.

Он ошеломленно посмотрел на Фиа, увидев ее изогнутые в ожидании брови.

Хакон с трудом сглотнул. Блядь, что я делаю?

Он отступил как можно дальше назад, еще раз склонив голову.

— Спокойной ночи, миледи, Фиа, — сказал он и поднялся по ступенькам, перепрыгивая через две за раз.

К тому времени, когда он был надежно заперт в своей комнате, пульс стучал в ушах, а член торчал в нижнем белье.

Он никогда не забудет, какое зрелище она собой представляла — мягкая, сияющая, совершенная. И она никогда не будет принадлежать ему.

Эйслинн долго лежала без сна, тело было разгоряченным, несмотря на то, что она давно обсохла после ванны. В самые глубокие ночные часы в замке было тихо и безмолвно, все, кроме ночной стражи, разошлись по своим комнатам. И все же Эйслинн не могла успокоиться, не могла отвлечься от вида кузнеца, выходящего из бань.

Еще одна волна тоски захлестнула ее при воспоминании о нем, влажном после ванны, с каждым тяжелым мускулом, резко очерченном тенями в свете фонаря. Она не могла перестать думать о том, как его мокрые волосы были зачесаны назад, и как капли воды собирались на заостренных кончиках его ушей. Его щеки порозовели от пара, а кожа была гладкой и упругой.