Книга Кузнец, страница 16 – С. И. Вендел

Ей было грустно узнать, что ее письма были более точным отражением истинных чувств Джеррода и его «я».

Глубоко вдохнув сладко пахнущий воздух, Эйслинн сломала печать.

Развернув пергамент, она еще больше испугалась, обнаружив, что послание написано не отчаянными каракулями Джеррода. Ее глаза пожирали послание, желудок опускался внизс каждым словом.

Мой добрый сеньор Дарроу,

Мне больно писать вам с такими новостями. Этим утром, после проверки его покоев, было обнаружено, что ваш сын Джеррод пропал. Территорию тщательно обыскали и опросили нескольких надзирателей и пациентов, с которыми он общался. Из того немногого, что нам рассказали, мы поняли, что он сбежал. Он забрал свои вещи и немного продуктов из наших кладовых. Неизвестно, куда он делся.

Пожалуйста, примите наши глубочайшие извинения. Он не привык к жизни в Палате, и нет ничего неожиданного в том, что он решил сбежать.

Я отправил запросы в окрестные деревни и нескольким знакомым мне надзирателям, которые служат за пределами Палаты. Мы отправим любую информацию о его местонахождении, которую сможем найти.

Еще раз приносим вам наши глубочайшие извинения.

Колм, главный надзиратель Ее Величества королевы Игрейны II Монаган

Эйслинн перечитала письмо дважды, просто чтобы убедиться.

К третьему разу ее глаза начали затуманиваться от слез. Паника сдавила горло, и она приложила ладонь к щеке, чтобы почувствовать, как она горит.

С юности у Эйслинн были проблемы не только с чтением эмоций других, но и со своими собственными. Они бурлили внутри нее, иногда такие мощные, что она могла ощутить их вкус на тыльной стороне языка. По мере взросления, она лучше умела справляться с ними, понимать, когда их становилось слишком много, и ей нужно было либо уединиться, либо перенаправить свое внимание.

Именно тогда, когда эмоциям не было выхода, как пару в чайнике, оставленном кипеть слишком долго, она взрывалась. Она не могла контролировать или остановить это, все выливалось из нее мощным потоком, который оставлял ее опустошенной, дрожащей и напуганной.

Она так сильно боялась своих припадков, что приложила огромные усилия, чтобы научиться контролировать их. Сначала ее родители, а затем сама Эйслинн строго контролировали ее окружение, постепенно внося изменения — доверенный персонал сохранялся годами, подавались знакомые блюда, а сюрпризов было немного. Занимаясь этим и пытаясь узнать, что может вызвать приступ, она годами не чувствовала даже всплеска тех бурлящих эмоций, которые угрожали захлестнуть ее и взять верх.

Но письмо Начальника Тюрьмы, его новости…

Эйслинн сделала еще один вдох, воздух застрял в ее сдавленномгорле.

Ее язык прилип к небу, и внезапно насыщенный зеленью воздух стал слишком густым. Она ахнула и упала на колени, слезы текли, быстрый и горячие, когда разочарование и горе захлестнули ее.

Как он посмел?

Как он мог это сделать?

Слезы приходили легче, чем дыхание, Эйслинн схватила большие пригоршни разросшейся травы и начала рвать. Земля забрызгала ее юбки и распущенные волосы, но она вырвала еще одну пригоршню.

Ее никчемный брат был где-то там, вытворяя бог знает что!

Что бы он сделал?

Что я скажу отцу?

Эйслинн подавила рыдание, до крови прикусив внутреннюю сторону щеки. Судьба распорядилась так, что ей придется рассказать отцу.