Онлайн книга «Год Дракона»
|
– Ты хочешь сказать: кто такой этот старый упрямый – ну, да ведь все мы упрямы, таков наш характер, – еврей, чтобы спорить с самим Господом? – улыбнулся ребе. – А ведь тебе известно – евреи всегда спорили с Ним, – он взглянул наверх. – Но спорить ради того, чтобы спорить? Ну, нет, не настолько я глуп! – Ребе опять улыбнулся и погладил бороду. – Я признаюсь тебе в одной крамольной вещи, Падре. Ты – лучший из рассказчиков, которых мне доводилось слышать, за исключением, быть может, моего отца. И иврит твой великолепен. Так чего хочешь ты от меня? Попроси, и я сделаю, если такое возможно. – Что за доблесть – сделать возможное, рабби? Сделатьневозможное, сотворить чудо – вот настоящее дело! Мы не можем спорить с любовью, ведь Бог – это Любовь. Мужчина, на которого ты гневаешься так, что даже по имени не желаешь его называть, и эта женщина, – предотвратили самую страшную войну в истории. Если бы не эти двое, – разве сидели бы мы здесь с тобой, и говорили бы о том, что в нашей жизни важнее всего? О том, что делает нас, в конце концов, людьми, – о Любви? Без неё все наши меморандумы и декларации о мире и дружбе не стоят выеденного яйца. Слова о любви без Любви – мерзость пред Господом. Может быть, любовь этого мужчины и этой женщины сделают, наконец, то, что раньше никому не удавалось? Когда мы с тобою умрём, рабби, наши тела станут легче ровно на двадцать один грамм. И твоё, и моё. И наши души устремятся назад, к своему Творцу. И там он спросит нас с тобой – а что мы, ты и я, сделали для того, чтобы победила Любовь? Понтифик умолк и опустил голову. И тогда Ребе, тяжело вздыхая, поднялся, опираясь на свой знаменитый посох, подошёл к арон-кодешу[75], отодвинул расшитый золотыми львами и коронами парохес[76], раскрыл створки, за которыми стояли, теснясь, несколько свитков Торы разной величины, и повернулся к викарию Христа. И, стукнув посохом об пол – эхо, дробясь и множась, покатилось под сводами потолочного нефа синагоги, – произнёс: – Ради любви человеческой. Ради любви Творца Мира к своим творениям. Ради истинной дружбы. Во имя Славы Всевышнего. Перед свитками священной Торы, дарованной нам через Моше, Учителя нашего, Властелином Вселенной на горе Синай, – обещаю тебе, Падре: я сделаю всё, о чём ты попросишь меня. Возможно это или нет. Говори. – Я прошу тебя, рабби, вместе со мной благословить их. Прямо здесь, в присутствии самых близких друзей и твоих учеников. Пусть люди видят, – Любовь может всё. Даже невозможное. И пусть эти свитки будут тому свидетелями. – Я согласен. Но лучше бы этот упрямый мальчишка учил Тору! – Пожалуй, немного знания о том, как устроен мир, ему вовсе бы не помешало, – увидев печальную усмешку Ребе, понтифик тоже улыбнулся. – Он здесь? – Кто? Даниэле? Да. Он там, снаружи. – Пусть зайдёт. Хочу сказать ему кое-что. До свидания, Падре. Для меня большая честь – познакомиться с тобой. – Для меня тоже, рабби. До встречи, мой друг, – понтифик наклонил голову и, повернувшись, направилсяк выходу. * * * Стоящий на биме[77]ребе возвышался над Майзелем, разглядывая его, словно впервые в жизни. Покряхтев и недовольно покачав головой, старик достал ермолку и с сердцем нахлобучил её Майзелю на макушку. – А без этих ритуальных пассов ты не можешь со мной разговаривать? – улыбнулся Майзель. |