Онлайн книга «Год Дракона»
|
– Здравствуй, Елена, – тихо проговорил Янкович. – Глазам своим не верю. Это и в самом деле ты?! – Я, Платон. Садись. – У нас не говорят «садись», – усмехнулся Янкович. – Плохая примета, к посадке. Говорят, – присаживайся. Он опустился на скамью рядом с ней, достал из кармана домашней куртки довольно увесистую фляжку и отхлебнул прямо из горлышка. Ну, конечно, это же Платон – ни шагу без бутылки, отметила про себя Елена. Он посмотрел на неё и улыбнулся, – морщинки собрались у висков, усы встопорщились трогательно-комично: – Я не люблю встречаться с женщинами, которых давно не видел. Всегда опасаюсь разочарования. Но ты – ты стала ещё красивее. – Спасибо, Платон. На самом деле слишком темно, чтобы ты мог разглядеть что-нибудь существенное. – Ты светишься, – вздохнул Янкович. – Это правда? – О чём это ты? – О тебе. И о нём. – Да. Правда. – Как же он тебя отпустил?! – Я не спросила, Платон. И я не одна, – как ты можешь догадаться, мне помогают. – Понятно, – он снова вздохнул. – Что же будет, Елена? – Не знаю, Платон. Пока не знаю. Расскажи мне, что знаешь ты. Его считали предателем, – и напрасно. Елена знала: это не так. Он любил свою газету, любил своих людей, любил своё умение жить красиво и интересно, любил тусовку, пьянящий воздух богемы, иногда похожий на настоящий творческий дух. Просто он устал. Устал воевать, ему хотелось стабильности и лёгкой, весёлой, свободной жизни, хотелось прикасаться к власти, – не властвовать, а именно прикасаться, быть причастным, посвящённым, и оставаться при этом ни в чём не виноватым. Но так не бывает, подумала Елена. К сожалению, так не бывает. Подлая власть втягивает людей в свою воронку, заставляет их подличать и предавать, сначала меленько, по чуть-чуть, потом всё больше. Всё размашистее. Всё безнадёжнее. Всё безвыходнее. – Я не могу ничего рассказать. – Можешь, Платон. Если знаешь, то можешь. Я – твой шанс. – Шанс? – Да. Остаться человеком. Одним из нас. Перестать жечь свою душу. Расскажи мне, Платон. – Хорошо, – он опять поёжился, кивнул, отхлебнул ещё раз из фляжки и протянул её Елене: – Согрейся. – Мне не холодно. – Ты легко одета. – Спасибо, Платон. Мне не может быть холодно. Я в порядке. – А-а… Эта штука. «Чешуя», да? А почему ты в очках? Или это тоже– не совсем очки? – Не совсем. – Слышали мы про ваши чудеса. Слышать-то – слышали, да пока сам не увидишь, – разве поймёшь?! Почему же вы нас не размазалидо сих пор? Так, кажется, любит выражаться Дракон? Размажем? Ну, да нам не привыкать. По нашей земле вечно носятся груды огня и железа, сметая всё на своём пути. То с запада на восток, то с востока на запад. Не те, так эти, – один чёрт, размажут. – А какой с вас прок, Платон, – с размазанных? Только живые на что-нибудь годятся. От растоптанных – неважно, кем или чем – никакого ведь толку. Не хочешь это прекратить? – Да что я могу?! – Поверить в себя, Платон. Всего лишь. Янкович молчал, пока не выкурил сигарету до самого фильтра. Елена не торопила его. И, лишь наступив на окурок подошвой, Платон посмотрел на Елену: – Что ты хочешь знать? – Где наши дети? – Этого я не знаю. Никто, кроме «бацьки», не знает. Это целиком его собственная операция. Он понял, что Садыков играет в какую-то свою игру, и решил прикрыться вот так. Ох, – Янкович поморщился. – Извини. Ты вообще-то знаешь, кто такой Садыков? |