Книга Год Дракона, страница 138 – Вадим Давыдов

– Браво, – хмыкнула Елена. – Немного на свете мужчин, способных выговорить это слово без запинки, – даже среди тех, кто осведомлён о его значении. Ох, простите, – не хотела вас перебивать!

– Да на здоровье, – отмахнулся Майзель. – В семнадцатом веке разница между богемским крестьянином и «любителем свободы» заключалась лишь в том, что первый жил в хибаре, а второй – в кибитке. Но почему богемский крестьянин недоедал и недосыпал, чтобы отправить своего сына учиться грамоте, а вольные ромалэ не делали этого ни четыреста лет назад, ни сейчас?! Поймите, вы с вашей политкорректностью не решаете проблем, а утыкаете голову в песок! Почему они сопротивляются любым попыткам превратить их в законопослушных граждан с такой яростью, словно их убивают?

– Они воспринимают это именно так, – вздохнула Елена. – Превратившись в законопослушных граждан, они перестанут быть теми, кто они есть. Потеряются, растворятся, утратят свою самобытность.

– Ты называешь это самобытностью, а я – дикостью! На единой непрерывной территории невозможно совместить менталитеты, разнесённые во времени на тысячу лет. Здесь не Бразилия, где до живущих в каменном веке индейцев Амазонии нужно плыть по реке две недели, да ещё без гарантии увидеть хоть одного.

– А хасиды вас не раздражают? Ну, так, для соблюдения баланса справедливости?

– Раздражают, – кивнул Майзель. – Очень. Я считаю, этот покрой мундира бесповоротно устарел. Но они не сдают батарею центрального отопления в пункт приёмки вторсырья, а потом не жгут паркет в квартире панельного дома, чтобы согреться. Они торгуют мясом, а не ханкой, молоком, а не палёной водкой, и не цепляются к прохожим, требуя «позолотить ручку». Они довольно нелепо выглядят, но безопасны, а это уже очень много.

– Они действительно странные, – задумчиво произнесла Елена. – Живут, никого как будто не замечая. Их мир – внутри, а не снаружи. Им нет дела ни до нас, ни до вас с вашей страстью всех поставить под ружьё, ни до цивилизации. Они другие. Не из этого мира. Они не против, не поперёк, –параллельно. Почему? Что делает их такими? В чём секрет вечности и неизменной отрешённости от всего? Я никогда, наверное, не соберусь об этом подумать, как следует… Какой мундир, о чём вы? Их можно убить, можно сжечь заживо, но заставить признать вашу правоту невозможно. Их нельзя убедить или переделать, их просто не станет совсем, а большего вы не добьётесь. Вам не жаль их потерять? Их, цыган, туарегов, всех остальных? Ведь это краски жизни!

– Жизнь – не застывшая фотография, чтобы бесконечно любоваться одними и теми же красками! Жизнь течёт, меняется, а те, кто не хочет меняться, исчезнут. Сейчас не каменный век: можно сохранить всю свою самобытность, заархивировать её, – и двигаться, наконец, дальше, вперёд! Почему японцы приспособили синто к повседневной технологической реальности? Уж большую первозданность, чем этот анимизм, современному человеку и вообразить трудно. Почему бы другим не поискать вариантов симбиоза с действительностью, зачем же разбивать себе лоб о стену? Тем более, когда предлагают помощь. Не понимаю, – он покачал головой.

– А что вы устроили после Венской унии, «второго аншлюса»? – опомнилась Елена. – Вы использовали, как предлог, дурацкую жалобу недалёких людей, приезжих, которых наверняка подставили, – добро ещё, если не ваши Богушек с Михальчиком!