Книга Я тебе не невеста, царевич!, страница 52 – Катя Водянова

Я ревниво отметила, что и внутри тот также прекрасен, как и снаружи: светлый, точно молоко, воздушный и нежный. Смотришь – и как-то неловко за свой, простой и темноватый, замешанный из обычной муки грубого помола.

Да и царь, сколько бы ни хмурился, а пробовал каравай Альмы с удовольствием. Затем кивнул советникам, чтобы тоже сняли пробу, а сам перешел к нам. Откинул рушник, уставился на хлеб и нахмурился.

– Что же ты, Василиса, поленилась для меня каравай испечь? Тесто сдобное не замесила, не украсила? Решила, что не достоин я твоей заботы?

Чем дальше он говорил, тем глумливее становилась ухмылка Дмитра, и тем сильнее сжимал кулаки Велемир. Но я не волновалась, это все же часть плана.

– Так разве ж есть что-то вкуснее простого хлеба? – произнесла я и похлопала ресницами. – Чтобы как в детстве: поджаристую краюху с солью, а то и маслом, перекусить на бегу и дальше играть с товарищами?

– Как в детстве, говоришь? – царь хитро блеснул глазами. – Ну-ну. Отведаю, что ты там испекла, Василисушка.

Без всякого стеснения и раздумий, он отломил краюху, посыпал стоявшей рядом солью и откусил. Я старалась не таращиться на него слишком уж явно, но видела, что хлеб все же пришелся царю по вкусу.

– Бабушка моя похожий пекла, – кивнул он. – Отнесите ко мне в покои, – махнул он слугам, – буду голубей через окно кормить. А этот, – он указал на каравай Альмы, – подайте к столу на ужин!

Велемир помрачнел, а я про себя улыбалась. Голубей он хочет кормить, как же. Скорее – съесть в одиночестве, вспоминаю бабулю и беззаботное детство, на что и был мой расчет. А вот караваем Альмы ему не жаль делиться, поэтому тот отправится к столу.

– Попробуй же и наш каравай, батюшка! – произнес Иванир и вышел вперед.

– Который твоялягушка лапками месила? – изогнул брови Ратмир.

– Эх, не хотел прежде времени говорить тебе, – произнес младшенький и понурил голову.

Сделал шаг вперед, снял невесту с плеча и резко бросил ее вперед. Пролетев немного, та шлепнулась на пол и тут же обернулась девицей. На вид – самой обычной: небрежная светлая коса, глаза темные, с зеленью, точно вода в болоте, да и платье длинное и светлое, похожее на рубаху утопленницы. Как есть русалка или еще какая нечисть, потому на нее все и таращились.

Лягушка же стояла, смотрела будто сквозь царя, пока тот не спросил:

– Может поздороваешься, будущая сношенька?

– Нельзя желать здоровья на убывающую луну, – также, ни на кого не глядя, ответила лягушка. – Но если вас что-то тревожит, то лучше трон передвинуть ближе к окну, там лучше место. И убрать колонны, они препятствую току энергий.

– И не поспоришь, – кивнул ей Ратмир. – Когда потолок рухнет, то энергии будут течь легко и свободно.

– Это устаревший взгляд на архитектуру, – она пожала плечами, отчего ворот платья пополз вправо, обнажая ее тонкие ключицы. Выглядело бы красиво, не получись так жутко. Лягушечка была до прозрачности худой и бледной с узором синих вен под тонкой кожей. Утопленница она утопленница и есть, хотя внимание притягивает, этого не отнять. И не поймешь же: то ли вправду нечисть, то ли под нее маскируется. У этих столичных свои причуды.

– Ну, с троном я как-нибудь сам разберусь, а ты пока каравай показывай, – поторопил царь.

Тут лягушка впервые оживилась, отобрала у Иванира блюдо и сдернула с него рушник. Каравай под ним будто сморщился от холода, оказавшись совсем крохотным, чуть больше пирожка. Был он коричневым, с темными, почти черными пятнами, кособоким и бугристым. По сравнению с ним даже мой хлеб смотрелся праздничным пирогом, который не стыдно подать дорогим гостям.