Книга Нежеланная жена дракона, или Император готовке не помеха!, страница 109 – Злата Тайна

Помещение, в которое я вошла, поразило меня своей сдержанной, почти аскетичной роскошью. Никакой позолоты, вычурных гобеленов или хлама, которым любили загромождать свои покои прочие аристократы. Здесь всё дышало функциональностью и силой. Стены от пола до потолка были заставлены стеллажами из тёмного, отполированного до зеркального блеска дерева. Но на них стояли не книги, а артефакты. Множество артефактов. Одни мерцали тусклым внутренним светом, другие, наоборот, казались безжизненными и потухшими. Я узнала сферу с треснувшей поверхностью, в которой когда-то плескались океаны, и зеркало в раме из чёрного камня, отражавшее не комнату, а какие-то далёкие, вращающиеся звёзды. Воздух был густым и тяжёлым, пахнущим озоном, старым пергаментом и… им. Даррионом.

В центре комнаты стоял огромный стол, целиком заставленный картами. Не теми, что продают в лавках, а подробнейшими, испещрёнными сотнями пометок, стрелок, значков. Я увидела знакомые очертания Игнисской Империи, но также и земли за её пределами — ледяные пустоши, откуда были послы эльфов, моря, испещрённые маршрутами кораблей, и горные хребты, отмеченные кроваво-красными крестами. Это был мозговой центр империи, и вид его заставил меня почувствовать себя одновременно крошечной и… причастной.

Он стоял на балконе, широко распахнутом в ночь. Его высокая, прямая фигура была освещена сзади лунным светом, отчего он казался тёмным силуэтом на фоне усыпанного звёздами неба. Мужчина не обернулся, услышав мой вход, но я почувствовала, как его внимание сфокусировалось на мне, словно невидимый луч.

— Подойди, — прозвучал его голос, негромкий, но отчётливый.

Я осторожно пересекла комнату, чувствуя, как мои ноги, обутые в тонкие балетки (Ингрид не успела найти подходящие туфли) тонут в густом ворсе ковра. Я остановилась рядом с ним, оставив между нами почтительную дистанцию, и ахнула. С балкона открывался захватывающий вид на ночной Игнистад. Город раскинулся внизу, как рассыпанная коробка с драгоценностями — огни окон, фонарей, отраженияв воде каналов. Отсюда он казался не шумным, пахнущим рынком и потом местом, а живым, дышащим организмом, прекрасным и хрупким.

— Расскажи мне всё, — сказал Даррион, всё ещё глядя на город. — С самого начала. Не упускай деталей.

И я рассказала. Сначала неуверенно, подбирая слова, потом всё быстрее, чувствуя, как снова накатывают эмоции. Я рассказала о торговце в маске, о переулке, о том, как меня схватили. О пробуждении в пещере, о сене и камнях. О Меланисе и братьях. Я говорила об их плане, об унижении, о страхе. И когда я дошла до момента, где Меланиса с этим маленьким серебряным ножиком собиралась взять мою кровь, я увидела, как его скулы напряглись, а челюсти сжались так, что, казалось, гранитный подоконник балкона должен был треснуть под его пальцами. Но он молчал, и это молчание было красноречивее любых криков.

Я закончила, упомянув о своей маленькой улике — рассыпанной приправе, по которой меня нашли. В горле пересохло.

Он медленно повернулся ко мне. В свете луны и доносящемся из комнаты тусклом свечении его лицо казалось высеченным из мрамора — жёстким и непроницаемым. Но его глаза… его глаза горели. В них не было прежней холодной отстранённости. В них была та самая «холодная, сконцентрированная ярость», о которой говорила Изабелла.