Книга Бесприданница. Графская дочка, страница 8 – Надежда Соколова

– А если служанок посадить работать, по ночам? – убитым голосом спросила Рания. – Они ведь смогут!

– А шить из чего? Ткани нет.

Рания тяжело вздохнула, упала в кресло рядом со мной и тоскливо произнесла.

– Вот так и останемся в родительском доме, и помрем все трое старыми девами.

«И мать каждый день при нашей жизни будет нас за это поедом есть», – мрачно хмыкнула я про себя.

Перспективы вырисовывались те еще. Совсем не радостные.

И потому той ночью мы не спали. Всей усадьбой. У обычно сдержанной и спокойной Линды, главной наследницы и любимицы отца, случилось нечто вроде нервного припадка. Она рыдала, выла в голос и, похоже, мысленно уже прожила жизнь старой девой. Все это продолжалось не так долго, около часа, потом в Линду все же влили успокоительные капли. Но, взбудораженные, ни господа, ни слуги, не сомкнули глаз до утра. И в усадьбе стояла гнетущая атмосфера.

Оставшееся до пикника время мы старались не попадаться друг другу на глаза. Собирались вместе только за столом три раза в день. После этого расходились по делам. Якобы по делам, да. Мать и сестры проводили часы за рукодельем. Я сидела в книгохранилище за очередной книгой. Чем занимался отец, я не знаю. Но мне это было и не интересно.

Радостное оживление перед поездкой на пикник к богатому соседу резко сменилось унынием. Ни Линде, ни Рании не хотелось показывать, в какой бедности они живут. Мать страдала из-за невозможности одеть дочерей, своих любимиц. Я не ждала от пикника ничего хорошего и потому не пыталась никак улучшить свое положение в этом обществе. И лишь читала, читала, читала.

Я повторила основы этикета, выучила названия цветов, которые любят местные даму, потренировалась в реверансах. В общем, провела время с относительной пользой.

Вот только богатства мне это не прибавило. И потому в нужный день, стоя перед зеркалом, я надевала одно из своих старых платьев. Помогавшая мне служанка расправила оборки, разгладила воротник. И вскоре с той стороны зеркала на меня смотрела этакая пай-девочка, только что выпорхнувшая из школы. Ну, или из-под крыла заботливых родителей. В любом случае, она не знала жизни, не умела разбираться в людях и страстно хотела замуж. Именно этитри пункта были отпечатаны на лице у Марлены.

Платье было видавшим виды, местами потертым. Темно-голубое, оно слегка выцвело от чисток, стирок, проветривания на солнце. Из украшений у меня имелась простенькая заколка для волос. Ну и бусы, из дартиса, дешевого полудрагоценного камня, под цвет платья.

В таком виде в высшее общество меня точно не пустили бы. Где-нибудь в столице. Здесь же, в провинции, я явно буду на вторых ролях. И вряд ли меня заметит кто-нибудь из мужского населения.

Что, впрочем, и ожидаемо.

На пикник мы ехали вчетвером: три дочери и их отец в качестве сопровождающего. И из всех четверых относительно прилично по местным меркам выглядела только Линда. Ей мать буквально пожертвовала золотое ожерелье, которое обычно сама «выгуливала» в свет. Это ожерелье сверкало на солнце, отбрасывая блики, которые играли на её шее, словно маленькие звезды, и придавали ей особый шарм. Платье Линды было освежено яркими атласными лентами, недавно купленными на ярмарке, и оно струилось вокруг неё, когда она двигалась. Не первая красавица, конечно, но внимание парней к себе привлечет. Мы же с Ранией на её фоне казались простушками, первый раз выбравшимися «в люди». Впрочем, в моем случае всё именно так и было. Я, настоящая я, выезжала в свет впервые, и это наполняло меня одновременно волнением и страхом.