Книга Целительница из Костиндора, страница 67 – Теона Рэй

– Прости. Ничего не вижу из-за этой… Что это?

– Кусок простыни.

– Я знаю твоих родителей, Анка. Мы знакомы уже много лет. С твоим отцом подружились, когда оба только научились ползать. Катарина… Катарина ненадолго стала яблоком раздора, но я осознал, что она для меня – лишь мимолетное увлечение, и уступил ее. Наша дружба с Даламаром крепка, как веревка, которой меня связывала Хари. – Лорд усмехнулся, облизнул губы. – Я не смогу тебе объяснить, почему они тебя бросили. Спросишь у них сама, когда встретитесь.

– Я за этим к вам и подошла, – прошипела я сквозьзубы, начиная раздражаться. Лорд действовал на меня странно: мне хотелось то говорить с ним, не замолкая, то ударить со всей силы, чтобы стереть с его лица эту дурацкую улыбочку. – Для вашего спасения я заключила сделку с мертвой старухой и хочу за это достойной платы: проведите меня за Туманную завесу. Меня одну она не пускает.

– Проведу, – шепнул лорд одними губами. – Помни только, что это ты меня об этом попросила.

Я вскинула подбородок. Что они все заладили? То Шерон, то Риддл! Что такого ужасного по ту сторону, что все стремятся отговорить меня идти туда?

– В аду вы, что ль, живете, – буркнула я хмуро.

Риддл снова улыбнулся, на этот раз грустно. Недовольно хмыкнув, я вернулась к столу. Сама решу, понравится мне за завесой или нет. Сама!

Тут же заныла правая рука, как бы напоминая о том дне, когда меня тащили в центр деревни. Ад – он прямо здесь, за дверью моего дома. Ничто не способно напугать меня больше, чем человеческая жестокость.

Лорд меня несколько разочаровал. Говорит загадками, улыбается и собирался откупиться золотом. Но я понимала, что моя злость на него обусловлена не чем иным, как моей обидой на родителей. Может, у мамы были причины отдать меня на воспитание бабуле, но отец мог бы хоть сделать вид, что рад меня встретить живой и здоровой!

С его уходом в моей груди поселилось чувство, что об меня вытерли ноги, как о половую тряпку. Ранней весной и дождливой осенью мы с бабушкой стелили у порога кусок плотной ткани, чтобы грязь с улицы не растаскивалась по всему дому. Сейчас этой самой тряпкой была я.

Я яростно толкла в ступе стебли валерианы, превращая их в однородную кашицу. Шерон вернулся, сообщил, что баня прогрелась, но пока недостаточно. А мне и не нужно, чтобы внутри было нечем дышать: лорду и так тяжело.

– Отведи его туда и помоги лечь на живот. – Я кивнула на Риддла. – Раны почти затянулись, уже можно.

– Что «можно»? – не понял Шерон.

– Париться. Придется делать это несколько дней, так что не уходи так же, как твой дружок.

С последним словом я бросила пест в ступу и подхватила со стола несколько пучков трав. Их нужно положить на горячие камни.

Голого Риддла я уже видела, когда обрабатывала раны, но теперь, оставшись с ним вдвоем в бане, где он лежал на полке совершенно обнаженный, я вновь засмущалась.Слишком интимным был процесс парения – это не какое-то там обмазывание ран свиным жиром, а лечебное расслабление тела и души.

С трудом заставив себя смотреть в стену напротив, я окунула березовый веник в горячую воду и, радуясь, что могу безнаказанно отхлестать целого лорда, ударила его по спине.

Взгляд на стене не задержался, опустился.

Если бы не чудо-мазь, то до мужчины нельзя было бы дотронуться еще многие месяцы. Я с жалостью смотрела на рубцы, синяки и ссадины. Рваная дырка в коже под левой лопаткой не затянулась бы еще долго, а теперь вон едва красная. Может, зря я отнекиваюсь от своей сути? Ведьма я, как есть ведьма. И это неплохо, если благодаря мне люди могут страдать чуточку меньше.