Книга Дом грозы, страница 88 – Ксюша Левина

— Зачем тебе это?.. — шепчет Нимея, глотая воздух и уже не думая о том, как ее дыхание касается кожи Фандера, а по ней от этой ласки бегут мурашки. Почему он так на нее реагирует? Неужели ему все происходящее между ними настолько нравится? До мурашек?

Губы тяжелеют — странное наблюдение, так вообще бывает? — в животе горячие хищныебабочки, не порхают, а с остервенением кусают органы. Что тут может быть приятного? Это больше похоже на патологию.

— Ты же знаешь ответ.

— Не делай этого.

— Почему? — Он уже так близко, что его губы касаются ее.

Нимея дрожит, пытается убедить себя в том, что ей все безразлично. Поцелуи — ерунда, если ничего не чувствуешь к партнеру. Внушает себе, что он может делать с ее телом что захочет — это никак не тронет ее. Но, к большому сожалению, трогает.

— Я не уверена, что понимаю.

— Подсказать?

— Не стоит. Ты же там в кого-то влюблен… ее и целуй. — Последний шанс отрезвить Хардина терпит крах. Он быстро и коротко прижимает свои губы к ее и отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Сложно назвать его жест поцелуем, скорее таким образом он заявляет о своих намерениях.

— Еще раз я тебе это сделать не позволю. Рискнешь?

— Значит, сейчас или никогда.

— Сейчас и большеникогда, — хрипло отвечает Нимея, зная, что бежать ей некуда, но, может быть, есть шанс договориться на ее условиях.

— Посмотрим. — Хардин наклоняется снова, но Нимея удерживает его за плечи.

— Я серьезно.

— Это. Мы. Еще. Посмотрим, — с расстановкой произносит Фандер и качает головой, умоляя прекратить сопротивляться.

Нимея разжимает руки, потому что жжение в животе давно перешло на грудь, а потом в губы, и их будто колет иголками в предвкушении настоящего поцелуя. Не такого, как тот, что был ночью. Тогда она его совсем не предвкушала, а приняла как данность, он должен был случиться, так было нужно. Как дать анестезию больному или воды умирающему.

Сейчас это никому к чертям не нужно, а просто происходит. Фандер наклоняется и вместо того, чтобы вгрызться в ее губы, касается ее носа кончиком своего. Нимея умирает за это время трижды, потому что успевает подумать: «Вот сейчас это случится», — а потом разочаровывается.

— Торопишься? Брось. Если это первый и последний раз, я хочу, чтобы все было правильно.

Он проводит своими губами по ее слишком нежно, чтобы это было похоже на ласки такого, как Фандер. Хотя, какой он, Нимея не может с уверенностью сказать.

Хардин делает все медленно и мучительно. Будь он резок, все бы быстро началось и так же быстро закончилось. Раз — и можно стыдиться до конца жизни своей слабости. Но Хардин будто врезает себя в память Нимеиножом.

— Не первый, — хрипит она.

— Для меня — первый, я тебя не целовал.

Приподняв ее голову за подбородок, чтобы было удобнее, Фандер целует Нимею так, что у нее дыхание перехватывает.

Фандер Хардин

Целовать Ноку непередаваемо прекрасно. Она делает это как в последний раз. Растворяется в руках, доверяет. Почему-то. Если постараться, можно заставить ее не то стонать, не то хныкать. Она даже сама обнимает его за шею, сама тянет за волосы и притягивает ближе, как чертова ожившая мечта. Нока следует за каждым его движением. И целоваться она явно хочет. От одной этой мысли Фандер звереет, он готов разразиться хохотом. Конечно хочет. Нока не из тех, кто что-либо стал бы делать против воли. Может, поэтому с ней все проще, чем с другими? Она вряд ли скажет, что не это имела в виду, что ничего не было, что ее подвело тело, а голова ничего не соображала.