Книга Дом грозы, страница 141 – Ксюша Левина

— Потому что захотела. — Нимея дергает подбородком в надежде, что покажется ему все такой же самоуверенной, как раньше. Она так хочет быть сильной, самой собой, смелее всех, вообще не подверженной чувствам, которые могут мешать мыслить здраво.

По скольким пунктам ее ждет сокрушительное поражение?

Черт бы его побрал.

— Как это… любить кого-то? — Ее ореховые глаза темнеют, его изумрудные, наоборот, становятся светлыми. Их будто заполняет добро, и вместе с тем просыпается магия, которая выжигает черный пигмент из радужки.

— Почему, если я делаю так, — она медленно поднимает руку и кладет ее на грудь Фандера в районе сердца, — оно там у тебя быстрее бьется? Как ты это делаешь? Это приятно?

— Чертовски приятно. — Он сглатывает.

Щеки Фандера заливает румянец, Нимея тоже чувствует, как у нее горит лицо. А еще очень болит сердце, но это же не любовь. Что тогда происходит с Хардином? Почему он вообще еще жив?

— У тебя зрачки расширились, — удивленно шепчет она и, подняв руку выше, гладит кожу Фандера за ухом. — А так?

— Хватит, Нимея, — еле выговаривает он и трется носом о нежную кожу на ее запястье.

Кровь Нимеи кипит, и это очень сильно отвлекает.

— Ты часто дышишь. — Нока, как доктор на осмотре, озвучивает все свои наблюдения. — Почему ты просишь меня остановиться, если это так приятно? Почему тебе это нравится, когда мне из-за всего этого больно?

— Больно?

— Да.

— Где? — Он приоткрывает глаза, они кажутся затуманенными, а взгляд расфокусированным, будто Фандеруходит в свои фантазии.

— Тут. — Она берет его за руку и прижимает ее к своему животу. — И тут, — теперь к ребрам, там, где бьется сердце. — Какого черта ты не полюбил какую-нибудь другую девушку? Влюбиться в меня все равно что… облиться бензином и поиграть с огнем. Я тебе не подхожу. Ты красавчик, и все такое. — Нимея говорит, говорит, говорит, пока Фандер наблюдает за собственными пальцами, касающимися ее тела. В его взгляде столько обожания, что Нимея не может этим не наслаждаться. Завораживающее зрелище.

— О как.

— И ты явно сентиментальный. Я всегда думала, что из вас двоих сентиментальнее Энг, ну, знаешь, он же любит широкие жесты: розы дарить каждый день, комплименты, пироженки. Но это меркнет по сравнению с тобой, чувак. И это совсем не подходит мне… А я совсем не подхожу тебе. Рядом с тобой я сама не своя. Я привыкла себя контролировать, а из-за тебя не могу.

— Зачем ты пришла? — Его рука скользит выше, к ее шее, заставляет задрать подбородок. Теперь удобнее делать две вещи: смотреть в глаза и следить за губами, говорящими всякий вздор.

— Потому что ты меня бесишь, и я хотела тебе это сказать.

— Говори.

— Ты меня бесишь, Хардин. — Она пытается казаться злой, чтобы хоть немного остудить его пыл и разрядить обстановку, но искры между ними, как гром, загораются снова и снова, а светлее не становится.

Можно говорить что угодно. Можно шипеть, ругаться, драться, но магия взаимного притяжения между ними никуда не денется, она уже переполнила комнату, превратилась в густой воздух, в котором при желании получилось бы плавать или парить, как в невесомости. Небо заряжено на два десятка молний, а Фандер и Нимея — на долгий бестолковый разговор и три дюжины прожигающих до черепных коробок взглядов, которые они бросают друг на друга.