Книга Проклятие Айсмора, страница 25 – Ольга Зима, Кира Гофер

А нынче, выходит, эта самая Камилла посетила архив, но не смогла сказать зачем. Так может, и незачем было? Что ее могло интересовать в бумаге и пыли, кроме… кроме самого архивариуса. Но почему она пришла смотреть на нее, да еще в такой ярости, словно теряла что-то?

Нет, конечно же, нет, все слишком просто, не надо усложнять и думать за других. Камилла высокая, красивая, знает себе цену, словно уже ее называла. Нет, опять неправильная мысль. Жемчуг на груди нитками, в пять рядов. Формы, выдающиеся во всех отношениях.

Архивариус подняла с пола брошенную Камиллой книгу, закрыла и дунула на обложку, прогоняя пылинки и печаль.

Посмотреть, значит, приходила… Посмеяться.

Ингрид, погладив старую кожу, отложила на стол толстый том. Поставила мысленно рядом рослую Камиллу и плечистого Бэрра в неизменном черном плаще. Красивые люди и смотрятся вместе красиво, а она… Маленькая, худая, вон, косточки на запястьях торчат. И волосы дикого цвета, ни у кого такого нет.

Когда снова раздался стук в дверь, единственное, о чем успела подумать Ингрид — сколько же еще любопытствующих будет сегодня? Оказалось, немало. Горожанам в этот день срочно что-то требовалось в стенах архива. Один приходил за справкой о владении домом, будто не знал, что сам ему хозяин; другие просили чернил, хотя Ингрид не помнила, чтобы две кухарки и один конюх когда-нибудь что-нибудь писали. Каждый рассматривал её пристально, с интересом, как диковинную зверушку на ярмарке или дорогой приз, по недогляду оставшийся без хозяина. Даже на Гаррика Ингрид неожиданно сорвалась, но ватрушку все же взяла, невыдержав грустного взгляда своего охранника.

К вечеру архивариус совершенно вымоталась от второй бессонной ночи, от чужого внимания, от липкого разговора с виниром, от визита Камиллы, неважно чьей жены и любовницы, от общения с горожанами, которые грамоты-то не знают, а чернил просят, хоть и не место тут для подачи чернил.

Ингрид поежилась, вглядываясь в колючую темень за окном, но тут появился довольный Гаррик, а ведь она и подзабыла о своей охране.

Усталый август к осени бредет

По волнам из дождей, штормов и града,

Визгливой флейтой жизнь сыграет «Надо»,

Сольется небо стылым медом с сот…

Земля пьяна беспечностью полей,

Что отдали себя людскому плугу,

Она идет по замкнутому кругу

Из года в год, все чаще, все быстрей.

Мой день печален, ночь, увы, горька,

И звездопад не скажет, в самом деле,

Как мы с тобой проститься не сумели,

Как холодна прощальная рука.

В постели категорически не спалось. На полу, куда Бэрр скатился не глядя, тоже. То слишком мягко, то слишком жестко, то стянет ногу, то заноет спина. Час до смены патрулей, всего час, а сна ни в одном глазу.

Спать хотелось безумно, и заснуть было невозможно.

Впотьмах повел рукой, но нащупал только пустую кружку: воды опять ни капли, и зачем только платить за водопровод! Поесть бы, да в кладовке пусто. Нет, надо все же держать в доме хоть какую-то еду… а еще на потолке скоро протрется дырка от его бессонных взглядов.

Попробовал закрыться подушкой. Не помогло.

Тишина звенела, лицемерно притворяясь неслышимой.

Проворочавшись еще немного, Бэрр встал и принялся бродить бесцельно по пустому дому… Решил заглянуть в комнату брата, где по-прежнему царил полнейший беспорядок, именовавшийся творческим, прихлопнул все время открывающуюся дверь. Постоял в проеме строгого кабинета отца. Со вздохом шагнув обратно, тронул струны лютни: не своей, Альберта, так и лежащей в гостиной с его отъезда. Свою Бэрр не расчехлял уже очень давно.