Книга Проклятие Айсмора, страница 107 – Ольга Зима, Кира Гофер

Ингрид слабо улыбнулась, представив себе эту картину воочию. Гаррик снова глянул на цветок:

— Так что эта роза Бэрру вовсе не нужна. А уж как искали потом стражники — доски отдирали! Да все впустую. Кто же знал, что она к вам закатится?

— Ты прав, Гаррик, — в раздумьях проговорила Ингрид. — Не роза ему сейчас нужна.

Она убрала цветок в стол, а Гаррик побрел к выходу. Ингрид подождала, но никто не вызывал ее к виниру.Видно, забот у градоначальника хватало и без нее.

Она крепче ухватила высокую лестницу и потащила ее к стеллажу. Всегда ли семья Бэрра проживала в Айсморе или же в какой-то момент ей придется передвигать лестницу к другому стеллажу, где хранились записи о приезжих? Нужно найти все о родне Бэрра. Нужно узнать все о проклятиях. Нужно…

Ингрид взяла с полки книгу семей и углубилась в чтение.

Пора поднимать забрало, сжигать мосты,

Вздымая себя из гибельной черноты,

Забыть про пустую славу былого дня,

Того, где нет тебя и где нет меня,

Пора променять весь мир на тебя одну,

И вновь примерять корону, кольцо, войну,

Пора отдавать долги, возвращать друзей,

Пора становиться влюбленнее и мудрей,

Пора разобраться, где холод, а где огонь,

Пора донести до сердца твою ладонь…

Забыты чертоги и троны — они пусты,

Пора поднимать забрало, сжигать мосты.

Крысы видят крайне плохо: не дальше, чем на длину ступни взрослого мужчины. И не потому, что в местах, где они обитают, сумрачно. Нет, они познают предметы вокруг через запахи и звуки, через незаметные прочим колебания воздуха.

Мир темноты зрим и осязаем, огромен и красноречив. Это крысу тоже было известно. Он родился отличным от прочих, в месте, смысл которого никто не пытался понять, и жил шмыгая, подслушивая и вынюхивая. Доверял лишь трепещущим ушкам и чутким усикам на подвижном носе, и всегда находил дорогу и еду.

Множество нитей вокруг переплетались, спускаясь к нему, но стоило лишь потянуть за одну из них, и становилось понятно: вот кожа, вот металл, вот сквозняк, вот странные большие существа, что ходят, шумят и едят.

Крыс знал, что это такое, люди. Он слышал, как они себя называли. До него иногда доносились крики: «Люди! Помогите! Кто-нибудь! Люди!», а от здешних: «Заткни пасть! Не мешай отдыхать порядочным людям!» И часто из дальних комнат: «Вы же люди! Прекратите! Хватит! Нет!..» Крики и хлесткие удары. В этих стенах он слышал многое. Особенно хорошо запомнил слово «люди», а рядом — их боль. Она приходила сюда вместе с ними. Здешние усиливали ее.

Здешние не собирались в стаи, но собирали тех, кто приходил снаружи, переругивались с ними и даже дрались. Иногда несколько на одного, которого зачем-то спутывали, словно он мог сбежать через стены, где далеко не всегда есть щель даже для маленького зверька. А спасаться приходилось часто. Люди кидались тяжелым, топтали башмаками, ставили ловушки или раскидывали съедобное и смертельное. Называли такое «отравой». Крысы умирали в муках, а оставшиеся запоминали запах отравы.

Иногда «отравой» люди называли то, что пили сами. Поначалу крысенок, снуя по столу, закоторым дрыхли здешние, остерегался брать куски хлеба или рыбы. Потом догадался — не умирают, значит, можно и ему. А если отравлено то, что пьют? Хотелось бы и в этом знании разочароваться. И вот однажды, толкая носом к краю дивного запаха орех, крысеныш задел кончиком хвоста мясистый нос одного из спящих. Тот заворочался во сне, всхрапнул, дернул рукой и зацепил пузатый кувшин. Расстаться не мог, хоть и прикладывался весь вечер.