Книга О чем молчит река, страница 2 – Изабель Ибаньез

Спокойные тона и никаких ругательств.

Мне следовало выйти из укрытия, пока Эльвира не испачкала очередную пару изящных кожаных туфель. Но пока не придетпочтальон, я этого не сделаю.

Он должен был появиться с минуты на минуту.

Возможно, сегодня я наконецполучу ответ от Mamáи Papá. TíaЛорена хотела взять меня в город, но я отказалась и пряталась весь день, чтобы она не вытащила меня из дома. Родители оставляли меня с ней и двумя кузинами на время своих путешествий, которые длились долгие месяцы. Тетя любила меня, но порой меня раздражали ее железные правила.

– Инес! ¿Dónde estás?^[2]– Эльвира исчезла в саду, и теперь звук ее голоса затерялся между пальмами.

Я проигнорировала ее, с трудом дыша в тугом корсете, и крепче сжала карандаш. Прищурившись, уставилась на законченный рисунок. На меня смотрели лица Mamáи Papá. От своих родителей я переняла только лучшее. Мамины карие глаза и веснушки, пухлые губы и заостренный подбородок. Кудрявые волосы – от отца: когда-то они были черными, как у меня, а теперь стали седыми. От него же мне достались брови, бронзовая кожа и прямой нос. Отец был старше мамы, но из них двоих лучше понимал меня.

Впечатлить Mamáбыло гораздо сложнее.

Я не хотела рисовать родителей – вообще старалась не думать о них. Потому что, если подумать о них, я начну считать разделяющие нас километры. Вспомню, что они так далеко от нашего поместья.

Вспомню, что они в Египте.

В стране, которую родители так любили и шесть месяцев в году называли домом. Сколько я себя помнила, их сумки всегда были сложены, прощания стабильны, как рассветы и закаты. Вот уже семнадцать лет я провожала их с уверенной улыбкой, но, когда поездки начали растягиваться на месяцы, мои улыбки стали натянутыми.

Путешествие было слишком опасным для меня, говорили родители. Морское плавание – слишком долгим и тяжелым. Мне, человеку, который провел почти всю свою жизнь в одном месте, их ежегодные приключения казались чем-то потрясающим. Несмотря на все сложности, родители продолжали покупать билеты на пароход, следующий из порта Буэнос-Айреса прямиком в Александрию. Mamáи Papáникогда не звали меня с собой.

На самом деле они запрещалимне ездить с ними.

Я вырвала рисунок из альбома и угрюмо уставилась на пустую страницу. Сжав карандаш, начала рисовать знакомые черточки и фигуры египетских иероглифов. Я тренировалась при любой возможности, стараясь заучить как можно больше иероглифов и их ближайшие фонетические значения в латинском алфавите.Papáзнал сотни, и мне не хотелось отставать. По возвращении из Египта он всегда спрашивал, выучила ли я новые, и мне вовсе не хотелось его расстраивать. Я прочитала всевозможные книги, от «Описания Египта» Наполеона и дневников Флоренс Найтингейл, которые она вела во время путешествия по стране, до «Истории Египта» Сэмюэля Берча. Знала наизусть имена фараонов, начиная с эпохи Нового царства, и могла легко перечислить египетских богов и богинь, а их было немало.

Закончив, я бросила карандаш на колени и лениво покрутила золотое кольцо на мизинце. Papáприслал его с последней посылкой еще в июле: на коробке было только имя и обратный адрес в Каире, никакой записки. Он, как всегда, забыл про нее. Кольцо поблескивало в тусклом свете, и я вспомнила, как впервые надела его. Стоило мне дотронуться до золотистого металла, как мои пальцы закололо, руку обожгло, а во рту появился привкус роз.