Книга Эридон. Игры судьбы, страница 161 – Савушка

Он снова рядом и, взяв мою руку, что держит тетиву, отводит её назад так, что я большим пальцем касаюсь щеки.

– Когда только начинаешь учиться стрелять, это помогает держать угол. Не бойся, тетива не заденет твоё прекрасное личико в момент выстрела, если будешь следить за локтем. А теперь… отпускай.

В цель я попадаю раза с двадцатого…

Но с тех пор почти никогда не промахиваюсь. Арс был прав: правильная стойка — половина успеха.

По щеке скатилась невольная слеза, проложив дорожку до подбородка. Арс был ярким пламенем, которое зажигало каждый мой день. Я не знаю, что с нами происходит после смерти. Не знаю, есть ли вообще что-то другое, когда здесь приходит конец. Но так хочется верить… верить, что ему хорошо.

Ты верил, что близкие не оставляют нас после смерти навсегда, что раз в год они слышат все, что мы им скажем.

И я говорю тебе:

– Я помню, как мы смеялись над пустяками, как ты всегда умел найти свет даже в самых тёмных моментах. Ты был самым близким, самым родным. И теперь, когда тебя нет – нет и меня. Та я, которая умела быть счастливой, умерла вместе с тобой. И знаешь, время ни хрена не лечит. Оно лишь учит жить с этой болью.

Из горла вырывается всхлип, но пока мне удается его подавить:

– Мне так не хватает твоего голоса, твоего смеха, твоей поддержки. Тебя!.. – голос срывается, и слова начинают путаться с рыданиями. – Я помню, как мы мечтали о будущем, как обсуждали, кем станем, какие приключения ждут впереди…

Боль в груди, будто почувствовав, что сейчас её не запихивают поглубже, вышла на свободу, вынуждая тело встать на четвереньки, чтобы хотя бы сделать вдох. Слёзы уже непрерывным потоком горя текут по щекам, застилая глаза. Трясу головой, стараясь отогнать страшные картины, что всплывают в сознании, и пытаюсь вновь зацепиться за светлые воспоминания.

Вот Арес радуется моему первому выходу в свет. Сияет гордостью, когда я побеждаю в схватке на мечах какую-то выскочку из знати. Гладит по волосам, пока я горько плачу в подушку по первой любви. А вот онвыходит из комнаты, обещая вернуться…

Пятнадцать лет назад он впервые солгал мне. Мы ведь даже не попрощались. Всё, что осталось от моего брата — горстка пепла на мраморном полу во дворце драконов.

– Ты обещал! – кричу срывающимся голосом. – Ты обещал, что вернёшься! Ты не мог так меня обмануть! Кто тебе дал право не вернуться?! – скорбь окутывает, словно тяжёлое одеяло, которое душит меня и лишает сил.

В бессилии и злости я бью, бью, бью кулаком о землю, выпуская боль, что ломает меня изнутри. Веки уже опухли так, что больно моргать, но слёзы и рыдания продолжаются. Плачу до тех пор, пока по телу не прошла судорогой дрожь, лишая сил.

…Не знаю, сколько времени я пролежала на траве, под шум ручейка возвращаясь к спокойствию. Дыхание выровнялось, я снова видела чётко, а через пелену слёз.

Каждый год одно и то же, год за годом…       

Медленно поднимаюсь на ноги, осматриваюсь. Не так плохо, как обычно, даже защитный купол остался нетронутым, словно моя стихия наконец решила сжалиться. На траве виднеются лишь несколько выжженных пятен в тех местах, где мои кулаки встретились с землёй. Ни расколов, ни пепелищ. Пожалуй, это прогресс.

А ведь в первый год… В первый год я спалила свою комнату дотла. От стен остался только каркас. Три дня после того провела у целителей – мазалась снадобьями, пила отвары, глотала горькие капли, которые «помогают расслабиться». Как будто можно расслабиться, когда внутри всё кричит от боли. Папенька тогда был против моего возвращения на фронт. Уговаривал, даже маменьку подключил – бесполезно. Я не желала никого слушать. Я хотела сражаться. Хотела видеть боль в чужих глазах, а не в своих. Более того, на моей стороне были целители, которые уверяли, что выплеск горя на врагов поможет мне справиться с потерей. Как же они ошибались!