Онлайн книга «Когда по-прежнему сбываются мечты»
|
Но прошел час, потом два, завтрак перетек в обед, а того, кого я так ждала, все не было и не было. Я уже отчаялась ее дождаться, когда та самая девчушка, разбившая посуду, подошла к моему столику и протянула записку. «Через пятнадцать минут. На лавочке в сквере сразу за рестораном». Я смяла записку в кулаке и прикрыла глаза. Что за шпионские игры?! Гордость то и дело сверлила в голове мыслями «откажись, не иди никуда!» И возможно, я пошла бы на попятную и сбежала домой, так и не дойдя до условленного места, но вовремявспомнила об отце. Для него это важно! Оставила деньги и поспешила на выход. Когда вошла в сквер, сердце ухало где-то в ушах от накрывшего меня с головой волнения. Мария Назимова сидела на скамейке в том самом цветастом шарфе и смотрела в одну точку. Она была серьезна и задумчива и сейчас уже не казалась такой юной, как вчера. Я прибавила шагу и плавно села рядом, но Маша так и не повернулась. Мы обе молчали. Не знаю, как она, а я просто не представляла, о чем мы можем говорить. Такие родные и такие чужие, близкие и до невозможного далекие. – Потрясающее сходство. – Все же она первой нарушила установившуюся тишину. Ее голос был звонким и мелодичным и абсолютно не похожим на мой. – Я тоже, мягко говоря, в шоке, мне, конечно, говорили, но я не представляла, что настолько. Моя собеседница резко повернулась и уставилась на меня своими светло-зелеными глазами, яркими, необычными, миндалевидной формы. Очень красивыми глазами, неужели у меня такие же? – Ты знаешь кого-то, кто со мной знаком? И столько неподдельного удивления в голосе и глазах. Как там говорится: шок – это по-нашему?.. Вот это сейчас про меня. И как понимать ее слова? Она же не думала, что я до скончания веков буду жить в детском доме и меня никто из родственников не найдет, или что? – Почему ты так удивлена? Отец меня все же нашел, правда, совсем недавно. Назимова прикрыла глаза, и ее лицо исказила судорога, будто бы ей было больно. Неужели тоже не может забыть отца? – Надо же, – тихо прошептала она, – ты знакома со своим отцом, а я нет. Маша грустно улыбнулась и опустила голову. Она начала чертить носками балеток незаметные узоры на асфальте и всерьез увлеклась этим занятием, потому что так и не пояснила мне, что же она подразумевала под своими словами. Минуты шли, и я потихонечку закипала, чувствуя, что еще чуть-чуть – и мой мозг разлетится на части. – Что ты хочешь этим сказать? Я тебя не понимаю, честно. Я устало опустила лицо на сложенные ладони. Черт, мне же это совсем все не нужно. – Я ничего не помню до родов, да и сами роды, в общем-то, тоже. «Не может того быть!» Я вскинула голову и уставилась на мать, которая по-прежнему смотрела на свои ноги. – Как это? – До меня и вправду с особым трудом доходило, что же такое она говорит. Назимова откинулась на спинку скамейки и, прикрыв глаза, четко произнесла: – Еще раз повторяю. Я не помню ничего, что было до девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто седьмого года, с двадцатого августа и по начало сентября помню все обрывочно и довольно туманно. – О господи! Но как же так? Стоп. – Мысли в моей голове сменяли одна другую. – Ты же приходила в интернат, в котором я жила, отдала мне кулон, я знаю. По старой привычке схватила пустоту на шее чисто в успокоительных целях, кулона не хватало. |