Книга Мимоходом на курьих ножках, страница 17 – Милена Завойчинская

Колобок притих, всю дорогу до дома молчал. А я наконец открыла своим ключом дверь, вошла и увидела множество воздушных шариков, висящих под потолком в коридоре.

На лицо невольно наползла улыбка. Мама с папой…

— Ма! Па! Я дома.

И так приятно было это крикнуть, черт побери. Ни разу за все месяцы, что я жила у Димки и Аделаиды Львовны, такого я себе не позволяла. У них было так не принято. Они просто сидели по своим норкам. Ну пришла и пришла, молодец, разувайся, иди в комнату. И не любили, если я выходила их встречать. Димка аж беситься начинал, мол, что ты меня контролируешь? Я что, не могу спокойно прийти домой без того, чтобы ты с порога со своими вопросами накидывалась?

Моими вопросами было: Как прошел день? Устал? Как погода? Не замерз? Есть хочешь?

В общем, совсемдругой семейный уклад. И только сейчас я поняла, как же мне не хватало вот этого приветствия с порога. Обозначить, что я дома. Чтобы меня вышли встретить, если могут. Или чтобы выглянули на секунду из кухни и улыбнулись. Или оторвались от своего дела, как папа, когда я заглянула в гостиную, и спросили:

— Устала? Как день прошел?

А мама, заметив Колобка, сказала:

— Давай сюда хлеб, на стол порежу. Но, вообще-то, Янка, могла бы и в пакет положить. Ну что за манера таскать еду вот так, в руках?

Притворяющийся обычной едой фольклорный персонаж вздрогнул. Пришлось мне его сильнее прижать к боку.

— Не, мам, это не еда. В смысле, не хлеб. Это волшебная штука. Я завтра перееду же в новое жилье, вот для специального обряда и купила. Есть его не планируется. Это типа через порог вперед себя закатить, чтобы дом — полная чаша.

— В наши годы в новое жилище запускали первыми кошек, — закатил глаза папа. — А сейчас хлеб закатывают… Странные обряды.

— И не говори, Мишань. Это небось из этих… Помнишь, я читала тебе, где еще нужно красные трусы на люстру вешать? Причем кружевные.

— Ну, мам! — вмешалась я. — Это другое. Не Симорон.

— Во! Точно! Я еще пыталась вспомнить, что за Семен Семеныч и как он связан с трусами на люстре.

Папа покачал головой и улыбнулся. Я прыснула от смеха и понесла хлебного сталкера в свою комнату. Пусть я уже не жила с родителями, но мою комнату они все еще сохраняли для меня почти в первозданном виде.

— Ты нормальная⁈ — прошипел Колобок, как только мы с ним остались наедине. — Закатить меня через порог, чтобы дом — полная чаша⁈ Что за извращенцы живут в твоем мире⁈

— Ой, кто бы говорил? — буркнула я, опуская его на письменный стол. — Сам-то? Кто мне рожи корчил с витрины? А кто меня преследовал и разыскивал?

— Ага! Я так и знал, что ты меня видела! — жутко обрадовался он вдруг.

— В смысле? Я же тебе отвечала.

— Ты глупая? Я за стеклом стоял. Стекло толстое, противоударное и зачарованное. Стояла у витрины, глаза пучила, ртом шевелила… Но это хорошо, что ты еще тогда все видела. Значит, я не ошибся.

— В чем? — устало спросила я, присев на стул. — Чего тебе вообще от меня надо и зачем ты меня нашел? И почему я тебя вообще вижу, слышу и разговариваю, блин, с хлебушком⁈

— В голове у тебя хлебушек! — скорчилон рожу и пошлепал толстыми губами из румяного теста. — А я потомственный Колобок.

— Ну да, потомственный… Не бывает вас потомственных. Хлеб размножаться не умеет, потомства вы не даете. О! — Дошло до меня. — То есть твое имя действительно Колобок? Как в сказке?