Книга Эта башня во мне, страница 56 – Надежда Ожигина

Блондин, прекрасный и светлый, как пар над водой в предрассветный час, смотрел на Элен с обожанием. Жертва возложена на алтарь, свечи зажжены, ножи заточены.

Но я уже не была едой.

Из запястья прорастали колючие стебли, а в жилах струился серебром амулет, расплавившийся в жаркой крови. О такую, как я, обломают зубы исподы покруче двух мерзких лярв, больше ни на что не способных!

И все же было противно и больно оттого, что даже в посмертии Ленка меня предала. Она просто хотела выжить и не видела другого пути. Изувечила нашу дружбу, вывернула меня наизнанку, но как же легко себя оправдала!Так горько, что слюна становится ядом и проедает нутро!

Я зажмурилась и плюнула в Ленку, возвращая подаренную отраву. Лярва зашипела от боли и злости, а я ударила подругу детства, хлестнула стеблями в тот самый миг, когда закатное солнце рухнуло в бездну воды. Его свет излился багряной кровью под ноги обольстительному исподу, зависшему над поверхностью моря. Небо нахмурилось, потемнело, окрасилось в тотал-блэк. Мгновение – и обрыв перед нами, и море внизу, и штрихи кипарисов сбрызнуло соком взошедшей луны, едким, густым, лимонным.

Вода под блондином вдруг всколыхнулась, зазвенела виртуозным стаккато звезд. Мелькнула спина неведомой твари, длинной, сверкающей чешуей, с гибким хребтом, украшенным гребнем.

Морской змей? Или дракон? – удивилась я, упираясь ногами в острые камни обрыва. – Откуда бы в наших морях?

В памяти всплыл, как медуза со дна, солнечный день на Поклонной горе. Лешка, тычущий указательным пальцем в фигуру мощного змея, порубленного, как колбаса. Зачем Георгий-Победоносец, – смеется захмелевший от пива Лешка, – издевается над трупом дракона? Зверь валяется без башки, а в него тычут палкой и топчут копытами! Между прочим, реликтовый вид. О, гляди какой птеродактиль!

В Лешкиных словах был здравый смысл, но жгучий стыд за его поведение приглушал доводы разума. Нельзя так вести себя в парке Победы!

А теперь невероятная масса воды закручивалась в водоворот, множащий лунные искры, ранившие испода-лярва осколками внеземных витражей. И стучало в голове: дракон! Все говорят, что Святой Георгий в древности победил дракона! Но на многих иконах монстр – с гибким чешуйчатым телом, свитым в тугие кольца. Опасный летающий змей, от которого спасали Москву. Не его ли потомок в данный момент взбивает море в соленую пену?

Из воды поднялись острые струи, пронзили насквозь тело блондина – шею, легкие, печень и сердце. Закричали в унисон сразу двое: испод от боли, Элен от ужаса. А потом их как пятна отстирали с Изнанки. Насовсем. Без права перерождения.

Снова запахло магнолией, кипарисами и можжевельником. Оглушили треском цикады, звезды проступили на нотном стане, зарождая мелодию космоса.

Все будет так, как и должно было быть. Даже если будет наоборот.

Не жалей о подруге, она давно умерла, а оболочка сгнила и распалась. Прах к праху, гнильк гнили, таков исход.

– Вкусссно! – услышала я легкий шелест, не ушами, а внутренним исподним слухом, к которому привыкла с детства. – Сссладкие твари, сссочные. Обожаю души с гнильцой.

Над поверхностью помрачневшего моря проявилась рогатая голова, зашевелила ноздрями, втягивая влажный соленый воздух. Дракон вынырнул из глубины, поднялся вертикально над хлестнувшими волнами, слегка изгибаясь могучим телом. Посмотрел на меня глазами-звездами, пригвоздил к месту кратким взмахом ресниц.