Книга Эта башня во мне, страница 19 – Надежда Ожигина

– Как ноты лягут, – ответил он. – Есть мелодии, которым сложно противиться. Но лучше бы нам не играть дуэтом.

Григ сказал так серьезно, что слезы высохли. Он имел в виду отношения, но во мне вдруг не к месту проснулась скрипачка. Не просто проснулась, а взбеленилась. Я бы даже сказала, полезла на стенку. Понятно, Григорий – непризнанный гений, виртуоз гитарной струны, а я мелкая неудачница, что работу не может найти! Но зачем же так опускать?

В кулаке оказалась зажата туфля, как раз достала из шоппера. Ей и ударила, целя в сердце, стремясь причинить ему боль. Острым опостылевшим каблуком. Сердце Грига отозвалось стеклянным треском. Так и знала, что оно изо льда!

– Очки, твою мать! – рявкнул Григ. – Ополоумела с перепугу?

Я снова прицелилась шпилькой, но он перехватил мои кисти, заломил руки назад, до боли свел за спиной, приблизился вплотную, впритык, шепнул в самое ухо:

– Не умею гасить истерики, за столько лет не довелось…

– Учись, – жалко всхлипнула я, растекаясь лужицей в его объятьях. – Новый опыт – хорошая штука.

И ткнулась губами в шею, лизнула ее языком, теряя остатки воли.

– Не уверен, что так уж хочу, – Григ снова выдохнул в ухо, и от этого стало горячо внутри, куснул зубами за мочку, но не успел уточнить, что он хочет или не хочет.

В нас ударило потоком света. И оглушило приказом:

– Господин Воронцов, отпустите девушку. Отойдите на десять шагов и положите руки за голову!

В дивную мелодию вечера вплелись неприятные шорохи и щелчки, от которых вспоминались фразы, подслушанные в кино: «снять с предохранителя», «живыми не брать», «стрелять на поражение»! Я почувствовала,что ноги слабеют, но уже не от близости поцелуя, от прорвавшего все заслоны ужаса.

Эмоциональные качели, полет нормальный!

– Вашу ж мать, – вздохнул Воронцов, нехотя разжимая объятья. – Я же говорил: дуэт обречен. Не стоило даже пытаться.

– Что им нужно? – я снова вцепилась в Грига, выполнявшего грозный приказ и поднимавшего руки. Обхватила его за талию, прижалась, ища защиты.

– Тебя спасают, – рассмеялся парень. – Решили, я тебя ем в подворотне. Аля, отпусти, хуже будет. Не время говорить с позиции силы…

– А ты можешь съесть? – удивилась я. Вскользь, мимоходом, лишь бы что-то сказать. Мне, в общем, уже было по фигу. Качели понеслись в обратную сторону. Истерика вышла на новый виток. Меня так достали за сегодняшний вечер, что хотелось рвать и метать. И агрессия, зацепившая Грига, нашла себе новую цель.

– Эй, кто вы такие? – заорала я, гневно размахивая лаковой шпилькой. – С какого Шопена к нам привязались? Мы вас трогали? Нарушили какой-то закон? Я что, не могу возле дома поцеловаться с красивым парнем? Который, на секундочку, спас мне жизнь?

– Эм, – очень емко ответил кто-то, прикрываясь светом прожектора.

Бесит! До чего бесит, то свечи убогие, то софиты в лицо! Никаких условий для творчества!

Я прислушалась и уловила звук, легкий треск мотора, электрический гул. У скрипачей сильные кисти, и моя туфелька устремилась в атаку, как ракета класса «земля-земля», со всей дури запущенная в полет.

Снова раздался звон. И освещение убавилось вдвое. Стали видны силуэты людей и машина, за которой спрятались гады.

– Фара, – прокомментировал Григ. И от души расхохотался. – Аля, ты бесподобна! Успокойся, девочка из метро, не воюй с Бюро, не теперь. Я постараюсь уладить дело, только больше ничего не ломай.