Книга Лекарь драконьей матушки, страница 43 – Кристина Юраш

— Политику государства, — произнес я. — Диктует император. И он сам разберется. Без ваших советов по поводу налогов. А теперь перейдем непосредственно к вопросу, по поводу которого я вас всех собрал. Законопроекты, касаемые магии. Я не могу понять, почему маги могут все, кроме как лечить болезни? Почему целительство у нас находится на таком удручающем уровне?

В кабинете стало тихо.

— Наверное, потому что… Излечивать людей не выгодно. Не выгодно делать их жизнь легче и проще, — заметил Ранвин. — Куда выгоднее давать им надежду и временное облегчение, а самому тянуть с бедняги деньги. А то что такое получается? Если пациент быстро выздоровел, то больше платить лекарю он не станет!

Я смотрел на министров, которые в этом вопросе были совершенно согласны друг с другом.

— Полагаю, этот вопрос нужно решить в первую очередь, — произнес я. Настроение тут же испортилось. Неужели Августа такая же шарлатанка, каки остальные?

— Так и сказал? — послышался голос императрицы, её взгляд был полон обвинения и боли, словно я вру ей прямо в глаза. — Быть такого не может! Мой сын… Нет! Мой сын не мог так поступить!

Я ощущала, как тяжело сдерживаться: внутри меня клокотала тревога, страх и растерянность. В глазах императрицы отражались буря чувств — ярость, отчаяние, глубокая ранимость. Она словно превращалась в человека, у которого сломался последний крохотный мостик надежды, и теперь она держалась только на силе своей гордости.

Я понимала, что говорить плохие новости — не моя сильная сторона. Мои слова прервал её холодный, высокомерный взгляд, который словно прорезал воздух. В её голосе зазвучала ледяная ярость:

— Ты врешь! — и в этой короткой фразе слышалась вся её ненависть ко мне. Но в этих словах я уловила тень грусти. Лицо императрицы омрачилось, и она снова уставилась в окно, чуть опустив глаза, будто пытаясь скрыть свои внутренние переживания.

Это было так необычно — видеть её такую слабую, уязвимую, словно вдруг всё её величие и холод исчезли, уступив место внутренней боли. Я чувствовала, как у меня внутри всё сжалось от тревоги, и сердце билось сильнее. Когда же она поймёт, что я не желаю ей зла?

Наверное, никогда.

И это было обидней всего.

Наконец, императрица, словно собравшись с последними силами, произнесла чуть более спокойно, но с твердостью, которая не могла оставить сомнений:

— Пока мой сын не скажет мне это лично, я не поверю.

Я слегка растерялась, почувствовав, как внутри меня вспыхнуло желание снова увидеть императора. Я почувствовала, что настроение подпрыгнуло вверх.

— Мне что, позвать его?

Императрица высокомерно ответила:

— Для начала расскажи, с чего весь дворец гудит о том, что вы с моим сыном уединяетесь в покоях?

— Чего? — опешила я, не понимая, о чём речь.

— Весь дворец гудит, что видели вас выходящими из покоев! — продолжила императрица, её глаза горели яростью. — Глядя на тебя я не поверю, что это неправда или, по крайней мере, что это гнусная клевета, придуманная сплетниками!

Я была ошарашена. В памяти всплыл образ: служанка, которая смотрела на нас с каким-то странным вниманием, будто что-то подозревала. Неужели она всё растрепала?

— Ты знаешь всё прекрасно, — гневно произнесла императрица,глядя на меня так, словно могла прочитать мои мысли.

— Да, я была в покоях. Мы обсуждали ваше здоровье, — честно ответила я. — Но то, о чём вы подумали, не было.