Книга Из Злодейки в Толстуху, страница 144 – Ева Кофей, Елена Элари

Она смеётся. Зло смеётся и отстраняется от него.

— Разве можно с вами, баранами, иначе?

— Ну, вот видишь, о чём я? — изгибает он бровь. — А почему нет? Что не так? — и внезапно: — Люб я тебе илинет. Или хочешь просто, чтобы действительно рядом баран был, а не кто-то… силу кого можешь признать?

— Да при чём здесь любовь? — Изида закатывает глаза, кривится, но всё же не выгоняет его, впрочем, и не отвечает ни на что. — Чего остановился? Будем так до рассвета лясы точить?

— Хочу понять, что происходит, — он заключает её в клеть из своих рук, вдавливая их в подушку по сторонам от её головы. — Зачем я тебе, если всё не так? Или так? Но тогда почему отталкиваешь?

— Если не обращаться с мужчинами, как с рабами, они начнут считать рабой меня… Уж я-то знаю! И ты точно такой же, Анд. И лучше… отпусти меня.

Но он не двигается с места. Только глаза отчего-то теплеют.

— Боишься, что ли? Или думаешь, власть отниму? Или считаешь, что отношение поменяю? Глупости… — в голосе тепло, и он склоняется за поцелуем.

Изида едва не откусывает ему язык.

— Вбил себе в голову, что я должна быть твоей женой! Твоей! Для чего, а? Баран!

Анд цокает и дёргается, но высвободиться ей не даёт.

— Прекрати говорить со мной в таком тоне! Для того чтобы всё было как надо. Чтобы я знал, что между нами. И знали другие. Зачем скрывать? Чем это может помешать? Я хочу сделать тебе предложение, сделать так, что это не заденет твоей гордости, даю слово. Но ты… будто не хочешь. Ты правда не хочешь? — вглядывается ей в глаза. — У меня нет шанса? Не сейчас, так через лет десять, разве не на что мне надеяться?

— Тупая скотина… Что тебе это сдалось? Что это поменяет между нами?

Она, вздохнув, заключает его лицо в свои холодные узкие ладони.

— Это просто, как его… стереотип, вот. Понял, баран?

Анд плюёт через плечо.

— Снова ты за эти слова взялась… Изменит не изменит, а хочу, чтобы по закону! Что изменит это для тебя, чем плохо?

— Да что эта за дерьмо — хотеть, чтобы человек был твоим. А по закону… По какому закону? Ты уже должен был смириться, что я принадлежу только само́й себе.

— Так разве заберу я у тебя свободу? Чему я стану препятствовать, чего бы ты не делала сейчас? Или, — тревожится он и правда отстраняется, — такое есть?

— Какое такое?

— Не знаю, — садится он рядом, понурившись, — что-то… У тебя… есть кто-то ещё? Или в планах твоих совсем нет меня? Изида… — прикрывает он веки, — тебе мне было сладостно проиграть. Но не в этом. Хватит, пожалуйста…Я не понимаю.

— Как будто бы я обязательно должна хотеть других, если отталкиваю тебя. Ты… Всё ещё не понял, с кем говоришь?

Анд молчит, не желая больше спорить, но взгляд у него всё тот же.

Изида уже не смеётся, хохочет.

— А если и люб — что с того? Ты мне верный соратник, любовник, воин… А то что спим можно не скрывать, пёс с тобой. Если так охота.

— Я всё равно не отступлюсь, так и знай. Но докучать с этим не стану, — Анд примирительно кладёт ладонь ей на плечо, а затем приближается, приподнимая слегка её лицо за подбородок, чтобы заглянуть Изиде в глаза. — Всю душу мою забрала… — и невесомо касается её губ.

Она скалится:

— Ты, может, и детей хочешь ещё?

Анд хмурится и качает головой.

— Детей, нет. Разве что девочку. Девочки безопасны… А то наследники, сама знаешь, всякое случается. Не хочется лишний раз тревожится за семью.