Книга Кальдорас, страница 101 – Линетт Нони

Воцарилось молчание, которое длилось достаточно долго, чтобы Алекс подумала, слышала ли ее Рува, но затем к ней пришло далекое воспоминание о том, как Д.К. однажды упомянула приемную дочь конюха и о том, что она редко разговаривает. Что-то связанное с ее беспокойным прошлым, из-за чего она испытывала глубокое недоверие к людям и предпочитала держаться особняком, насколько это возможно.

Не желая ставить ее в неловкое положение, Алекс решила, что будет лучше, если она уйдет, но как раз в тот момент, когда она собиралась это сделать, Рува проглотила свой кусок и мелодичным голосом произнесла:

— Я его не видела, но я пробыла здесь всего несколько минут. Ты, наверное, просто разминулась с ним.

Алекс вздохнула, жалея, что во дворце так много разных лестниц, ведь они с Кайденом, должно быть, проплывали мимо друг друга, как корабли в ночи. Но, по крайней мере, это означало, что он был на пути обратно в сад на крыше, а не застрял в объятиях болтливой миссис Гриббл.

— Спасибо, — сказала Алекс Руве, прежде чем развернуться и направиться обратно наверх. Но тут ее осенила мысль, когда она увидела на скамейке недоеденный торт, и она остановилась.

Кальдорас почти закончился, а оставалась еще одна традиция, которую она еще не соблюла.

Это займет всего несколько минут, сказала она себе. Она вернется еще до того, как кто-нибудь заметит ее отсутствие.

Приняв решение, Алекс отрезала кусочек торта от того, что еще оставалось относительно нетронутым, положила его на тарелку и позвала Сорайю. Волчица появилась во вспышке теней и молний — и оставшейся звездной пыли — и сразу же почувствовал намерения Алекс. Секунду спустя они вдвоем вышли из кухни, оставив Руву смотреть им вслед широко раскрытыми глазами.

Сорайя доставила Алекса прямо в библиотеку, прямо к знакомой картине, на которой был изображен увековеченный город Мейя. Прошло много лет с тех пор, как Алекс в последний раз разговаривала с егоединственным обитателем — три года, если быть точной, — так что она знала, что Эйвен избегает ее, но все равно время от времени навещала, просто на случай, если тень его прежнего, незлобивого «я» всплывет на поверхность и решит составить ей компанию. До сих пор этого не происходило, но, несмотря на свое постоянное пренебрежение, Алекс всегда отправлялась к нему в Кальдорас… не только ради Эйвена, но и ради призрачного шанса, что Нийкс появится, как это было три года назад.

Увы, когда Алекс вошла в картину и вышла на Золотые скалы, там ее никто не ждал; ни золотого принца, ни Нийкса нигде не было видно. Алекс всегда напоминала себе, что, возможно, это к лучшему, поскольку ненависть Эйвена к ней с годами, скорее всего, только усиливалась. Кроме того, если он когда-нибудь узнает, что Нийкс был наполовину возвращен к жизни, то, скорее всего, потеряет свой бессмертный разум. Не то чтобы Эйвен мог что-то сделать с помощью картины, но, тем не менее, Алекс достаточно заботилась о нем — или о том, кем он когда-то был, — чтобы не усугублять его страдания. Или его ярость. Он уже был проклят прожить остаток своей вечной жизни в одиночестве, и этого было достаточно для наказания.

Не видя смысла ждать кого-то, кто явно не хотел ее видеть, Алекс опустила торт на поваленное дерево, понимая, что если Эйвен, в конце концов, не вернется за ним, то волшебство картины заставит его растаять до ее следующего визита. Но Алекс нравилось думать, что Эйвен найдет его первым, и, может быть, только может быть, какая-то маленькая частичка его души будет благодарна, узнав, что о нем не забыли на праздник.