Книга Пташка, страница 59 – Ксения Скворцова

Гнеда несколько мгновений молча смотрела на сида, тщетно пытаясь пробить невидимую стену за егоглазами.

– А жалость к другим, Фиргалл? – Ее голос подрагивал, а губы не слушались. – Жалость к другим – это тоже слабость?

– Еще какая, – тихо ответил он и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

После произошедшего Гнеда почти перестала видеть Айфэ. Он больше не приходил, чтобы взять ее на прогулку, не проведывал в конюшне, когда девушка ухаживала за Пламенем, не появлялся, как это бывало прежде, из ниоткуда, чтобы увлечь с собой на рыбалку или в свое тайное укрытие на дереве, где они могли часами наблюдать за птицами и разговаривать обо всем на свете.

Занятия с Фиргаллом между тем шли своим чередом, так, словно ничего не случилось. Пожалуй, сид был сильнее, чем обычно, замкнут и сдержан, но он и до этого не отличался особенной душевностью.

Спустя несколько дней после возвращения в поместье Гнеда обнаружила в своей горнице незнакомый короб, который оказался набит новыми уборами и украшениями. Девушка, не надевавшая почти ничего, кроме пары самых простых нарядов, печально усмехнулась, поглаживая блестящую вышивку на веселой изумрудной ткани. Кажется, Фиргалл решил откупиться от нее.

Страда и сбор урожая были закончены, скотина сбавлена, закрома заполнены. Вознаграждая своих людей за благополучное завершение летних работ, Фиргалл распорядился приготовить щедрый пир. Гуляния длились несколько дней и напомнили Гнеде Дожинки^[60], что устраивались в Перебродах. Обычно она с нетерпением ждала этого времени, когда в деревне накрывались длинные столы, начинались игры и пляски вокруг высоких костров, но нынче, без Айфэ, бывшего ее проводником в чужом мире, она чувствовала себя лишней.

Гнеда стремилась убежать как можно дальше от незнакомых песен, от торжества труда, в котором не участвовала, от запаха жареных лесных орехов и печеных яблок, от радости, которую не могла разделить. Девушка оседлывала Пламеня и проводила целый день в голых полях или предгорьях, скитаясь от озера к озеру, где раньше они ездили вместе с Айфэ, или запиралась с книгами в своей светлице. Кажется, никто не заботился о том, где она и чем занята.

Айфэ появился, когда оттепели прекратились и земля, укрывшись снежным пуховым одеялом, заснула до следующей весны. Гнеда и Финд пряли у очага в теплых общих покоях, и служанке потребовался только один взгляд, чтобы, отложив веретено, тут же безмолвноудалиться, оставив друзей наедине. Хоть Гнеда и преуспевала в изучении языка сидов, им с Финд не нужны были слова, чтобы понять друг друга.

Поклонившись, Айфэ сел рядом и взял ладони Гнеды в свои. Глаза юноши пристально изучали ее лицо, словно старались запечатлеть в памяти каждую черту.

– Я скучала по тебе! – прервала молчание Гнеда.

– Я ездил по поручениям отца и не успел попрощаться, но делаю это сейчас.

Брови Гнеды изогнулись.

– Прощаешься?

– Я отбываю с рассветом.

– Но ты только вернулся!

В ее голосе послышалась мольба, и девушка прокляла себя за это, заметив, как дрогнули губы Айфэ.

– Дела с Аэдом идут не так гладко, как отцу бы хотелось.

Он теребил запястье из красно-зеленых ниток на руке Гнеды, избегая ее взгляда.

– Мой дед не спешит раскрывать для меня объятья? – усмехнулась девушка и поймала на себе удивленный взор Айфэ.