Книга Пташка, страница 52 – Ксения Скворцова

Ранние сумерки напомнили о скоротечности осеннего дня, но долго двигаться в темноте им не пришлось. Первые звезды едва успели показаться на загустевшем синевой небе, как спутники выехали к открытому озеру, окаймленному с противоположной стороны горами. Тут Фиргалл объявил ночевку, и порядком уставшая Гнеда с радостью приступила к обустройству стана.

Расседлав и накрыв лошадей, они оставили их пастись стреноженными, развели костер и поужинали заботливо увязанными им в дорогу руками Финд пастушьим пирогом, орехами и яблоками. Почувствовав себя после этого пиршества и приготовленного сидом травяного настоя на вершине блаженства, девушка с наслаждением растянулась возле огня.

Фиргалл обосновался со знанием дела, с подветренной от костра стороны, соорудив себе удобную лежанку из седла, своего необъятного дорожного плаща и веток хвои. Закончив с трапезой, он достал несколько берестяных листов и принялся делать какие-то заметки, поглядывая на небо.

– Зверолов^[52] вышел, значит, осень повернула на зиму, – задумчиво произнес Фиргалл, отложив свое занятие.

Гнеда подняла начавшие было слипаться глаза и попыталась проследить взор наставника, но лишь нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду. Стожары^[53] жемчужной россыпью поблескивали в самой вышине, рукоятка Кичиги^[54] слабо мерцала в синем мареве.

– Мы называем его Бодах, Старик, но я привык думать о нем как об Охотнике, подражая древним ученым мужам. Посмотри, – Фиргалл показал пальцем, увлекаясь, – он преклонил колено и воздел лук. У правой его ноги всегда следует верный Пес. Но пока еще его не видно, он выбежит из-за небосклона зимой, когда Зверолов заберется выше.

– Кажется, я поняла, – оживилась Гнеда, садясь и внимательновсматриваясь в звездные узоры.

– Приглядись, вон там небо словно подернуто туманом^[55]. Сиды именуют это место Були, летнее пастбище. По преданию, нерадивая доярка пролила там молоко. – В его словах смешались насмешка и нежность. – А выше Бодах пасет своих коров. Семь звезд, которые видят все народы и каждый величает по-своему^[56]. Мы зовем их Треадин, маленькое стадо.

Некоторое время они безмолвно смотрели вверх.

– Домомысл показывал мне звезды, – отстраненно промолвила Гнеда, подтягивая колени к подбородку. Ее взгляд скользнул по маслянистой глади водоема. Темнота стерла границу между небом и озером, и у девушки промелькнула мысль, что, войдя нынче в воду, окунешься прямо в звезды. – Он говорил, если добраться до края света, к Ясеню Мира, по нему можно вскарабкаться на небеса.

Повисла оглушительная тишина, словно Гнеда произнесла нечто святотатственное, а Фиргалл давал ей возможность забрать свои слова назад. Но этого не произошло, и сид медленно перевел на воспитанницу укоряющий, почти оскорбленный взор.

– Края света нет, Гнеда, – голос Фиргалла прозвучал твердо и холодно. – Земля кругла, как горошина^[57].

Девушка недоверчиво приподняла голову со сложенных на коленях рук, чтобы получше разглядеть собеседника.

– Это давно известно, – его брови надменно изогнулись. Даже в походе, в своем дорожном облачении Фиргалл умудрялся выглядеть безупречно. Кажется, к его одежде не приставало ни былинки, а кожа никогда не пачкалась, словно не он незадолго до этого пробирался через кусты и разводил костер. – Я считал Домомысла книжным человеком. Впрочем, он не был путешественником, – добавил сид снисходительно, слегка дернув плечом, – быть может, в этом причина его неосведомленности.