Книга Пташка, страница 228 – Ксения Скворцова

Гнеда видела, как юноша разрывается между виной и наслаждением, как пелена страсти на его глазах истончается, уступая место боязни ранить ее, и, повинуясь наитию, легонько толкнулась к нему.

Брови Бьярки болезненно взмыли, и он со стоном прикрыл веки.

– Мне хорошо, – на выдохе проговорила Гнеда, и это было правдой.

То, что происходило с ними, было чем-то большим, нежели телесное соединение. Они освободились не только от одежды, но и от всегонаносного. Две обнаженные души, два сердца, стучавшие в полном созвучии так, что боль одного была болью другого. Наслаждение тоже стало единым.

Гнеда купалась в незримом, но ярко и полно ощущавшемся свете, в мощном искрящемся потоке, названия которому не ведала. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Бьярки был счастлив, и, если требовалось, она была готова отдать для этого всю себя.

Ее тело вновь расслабилось, и Бьярки после некоторого промедления сделал осторожное движение вперед, не отрывая взгляда от лица Гнеды, боясь пропустить хоть малейший знак, сосредоточенно прислушиваясь к ней. По его напряженной, жилистой шее вниз к груди скатилась капля пота.

Но резкой боли больше не было. Ей на смену пришло ноющее свербение, за которым Гнеда уже различала отголоски возможного – нет, она уже знала наверняка – будущего удовольствия. Бьярки тоже уловил перемену в ее теле. Стараясь оставаться бережным и нежным, он мерно качался над ней, и постепенно робкие прикосновения становились все более смелыми. Его очи вновь затягивались темной поволокой, и Бьярки стал подаваться чаще и сильнее. Гнеда видела, что ему все труднее владеть собой, и не хотела, чтобы он сдерживался. Приближался важный, высший миг.

Бьярки ловил поощрение в глазах Гнеды, в ее касаниях и ласках. Его движения делались все резче, горячее рваное дыхание опаляло лицо. Надвигалось мощное и неотвратимое. И вдруг внутри Бьярки что-то задрожало, словно раскручивалась огромная, сдавливаемая годами пружина. Он выгнулся, и ночную тишину прорезал его крик, высокий, звонкий, ликующий. Пламя, которое они вместе высекали, наконец родилось, и Гнеда ощутила, как огонь, обуявший юношу, перетекает в нее, охватывает тело и заставляет содрогаться вместе с ним.

Бьярки все еще потряхивало, когда он в изнеможении опустился на Гнеду, уткнувшись лицом ей в шею. Он лежал, навалившись на нее всем весом, мокрый и горячий, пахнущий потом, сеном и чем-то резким и незнакомым, и его тяжесть, этот животный, влекущий запах, усталая беспомощность наполняли Гнеду необъятным счастьем.

Юноша обессиленно поцеловал Гнеду и осторожно перекатился набок, привлекая ее к себе. Не выпуская девушку из объятий, Бьярки дотянулся до одеяла и накрыл их обоих. Гнеда чувствовала лопатками, как судорожно ходит его грудь, пока он старается успокоить дыхание,зарываясь лицом в ее волосы. Миг назад до невозможности напряженная, Гнеда теперь ощущала, как отяжелевшие веки сами собой слипаются, и едва удерживала равновесие на кромке яви и полусна.

– Спи, моя радость, – проговорил Бьярки ей в закосье дремотным, охрипшим голосом и погладил по голове, – спи, моя маленькая пташка.

Гнеда вздрогнула, резко выдернутая из омута воспоминаний чужим присутствием. Бьярки стоял в двух шагах от нее, нахмуренный, растрепанный и совершенно голый. Нимало не смущаясь собственной наготы, он подошел к девушке вплотную.