Книга Пташка, страница 132 – Ксения Скворцова

Нет, нужно было поворачивать. Они позволили себе чересчур увлечься погоней и заехали слишком далеко своим малым отрядом. Лазутчиков уже не догнать, а в беду по лихости попадать не следовало. Умение трезво рассуждать и вовремя остановиться даже в самом пылу отличало Ивара, и за это его уважали и слушались.

– Тпру! – закричал княжич, натянув повод, заставляя Баюна встать как вкопанного. – Отрыщь!

Воины, разгоряченные скачкой, неохотно подчинились, и лишь Бьярки, обогнавший всех прочих, некоторое время продолжал бег, пока его не остановили окриками и свистом.

– Поздно. Ушли они, – коротко бросил Ивар ожидавшим объяснения дружинникам.

Большинство было недовольно, ведь они, как и сам княжич, лишь разъярили кровь ожиданием сечи, но все безмолвно исполнили приказ. Ивар снискал свою славу не одним отцовским именем.

Лицо побратима было диким от еще бурлившего запала охоты, которая чуть было не приняла другой оборот, но и он лишь молча опустил голову перед княжичем, скрывая непокорный блеск глаз.

Весть о забредшем в Залесские пределы степном разъезде следовало немедля отнести в город, и спутники Ивара, не сговариваясь, пустили лошадей скорой метью^[114]. Сарынская вылазка была для Стародуба предтечей большой беды, и нужно было как можноскорее предупредить людей.

Ивару, несущемуся во весь опор во главе дружины, показалось, что вмиг разболелось бедро, в которое при последней встрече с кочевниками его ранило стрелой, черной и злой под стать воину, ее пустившему.

Вся жизнь отца прошла в Поле. Он воевал со степняками с самой молодости, еще не будучи князем. Ивар, хотя и был тогда совсем малолеткой, хорошо помнил, как отец возвращался домой из походов, приводя за собой пахнущие чужим миром кибитки, груженные позолоченными кубками, коврами и саблями, маленьких пышногривых лошадей и, самое главное, полонян. Ивар во все глаза смотрел на запыленных иноземцев в диковинных одеяниях, с кожей цвета меди и блестящими соколиными очами, полными ненависти и презрения. Их женщины походили скорее на подростков, воинственные, гордые и некрасивые.

В доме у боярина Войгнева всегда было множество рабов из степи. Большая часть продавалась или раздаривалась, но некоторые становились домашними слугами. Впрочем, челядью кочевники были плохой. Непокорные и хитрые, они вечно норовили утечь обратно в свои голые поля, да еще и умыкнуть лошадей, которых почитали друзьями более близкими и надежными, нежели людей.

Воспоминание из далекого детства защемило грудь Ивара. Мало кто знал, но у княжича был еще один побратим. Жив ли он теперь? Каким стал? Ивар помнил его тощим черноглазым пареньком. Сам он был слишком мал, чтобы понимать: сыну знатного боярина не пристало водить дружбу с колодником, но достаточно велик, чтобы видеть, что с человеком делает несвобода.

Глаза Кучука^[115] всегда оставались какими-то больными, даже когда они вместе играли в пыли в лодыжки или по пояс мокрые ловили раков в прибрежных камышах. Маленький сарын, в отличие от своего друга, никогда не забывал, на каком положении живет в доме боярина, да ему и не давали забыть.

Заметив неподобающую близость сына с маленьким рабом, Войгнев решил продать Кучука, и тогда Ивар сделал единственное, что ему оставалось. Он никогда не пожалел об этом – ни тогда, когда голодным просидел несколько дней в запертой клети, ни теперь, имея на руках кровь соплеменников степного побратима. Ивар помог Кучуку выкрасть из конюшни лошадь и бежать в поле. Только тогда, в неверном свете занимающегося утра и еще не поблекших звезд, он впервые увидел, как глаза Кучука загорелись и ожили,будто тот оправился от тяжелой хвори, а сам степняк вдруг стал выглядеть выше и взрослее. Он был наконец свободен и счастлив.