Книга Чуж чуженин, страница 105 – Ксения Скворцова

– Недостоин жалости? – размежая слипшиеся губы, спросила Мстиша.

– Я рад этой боли, – спокойно ответил княжич, снова опустив глаза. – Рад, что она есть. Боль – наказание за то, что я творю. За то, кто я такой.

– Но ты не виноват, – возразила Мстислава, – тебе не в чем упрекнуть себя…

– Я мог бы избавить мир от чудовища. Смириться с судьбой, что спряла мне Богиня.

– Не говори так! Я хочу помочь тебе, – жарко промолвила Мстислава, и Ратмир улыбнулся.

– Мне будет легче от того, что ты ждешь меня. Что, несмотря ни на что, остаешься рядом.

Он снова подошел к Мстиславе и взял ее за руку. Некоторое время Ратмир держал ее в своей ладони, рассматривая, как когда-то на постоялом дворе.

– Я до сих пор не верю, что ты осталась. Нынче мы возвращались в город, а я все гадал, увижу ли свет в твоем окошке. Будет ли теплиться твоя лучина, или, опамятовавшись, ты окажешься уже на полдороге в Медынь.

– Вот, значит, что ты обо мне думаешь? – нахмурилась Мстиша, отвечая Ратмиру его же словами.

Поглаживая пальцы Мстиславы там, где их касался серебряный обод кольца, он недоверчиво покачал головой.

– Не понимаю, за что мне выпало такое счастье. Чем я заслужил тебя.

У Мстиши пересохло в горле. Ратмир поднял на нее взгляд, а потом протянул руку и осторожно погладил щеку княжны тыльной стороной пальцев. Медленным и выверенным, точно у лозоходца, почувствовавшего близость подземной жилы, движением он приблизил свое лицо к ее. Ратмир оказался почти вплотную к Мстише, так что она ощутила жар его кожи. На миг княжич замер и, когда Мстислава уже смирилась с тем, что сейчас он снова отстранится, отрывисто вдохнул, словно готовясь прыгнуть в воду, и прикоснулся к ее устам.

Однажды – Мстиша только надела понёву и стала казаться самой себе очень взрослой – она пробралась в отцовскую медушу и одним махом выпила полкружки лучшего ставленого меду. Тело обмякло и сделалось безвольным, голова закружилась, ослабшие ноги едва держали. Именно так Мстислава почувствовала себя нынче, и, будто догадавшись, Ратмир обхватил ее за пояс, прижав к груди.

Нет, куда там полкружки. Это была целая бочка самого душистого, самого крепкого, самого хмельного меда, в которую Мстислава свалилась целиком. Запах Ратмира, круживший ей прежде голову, – озерной бодрящей свежести, лесного костра, утреннего морозного воздуха, – усиленный стократ, окутал и одурманил. Губы княжича, обветренные и сухие, оказались горячими и мягкими. Они двигались мучительно медленно, пробуя уста Мстиши, словно изысканный напиток, который можно цедить лишь крошечными глотками. Так, словно на это у них с Мстиславой была вся жизнь.

Ошеломленная вначале, Мстиша опомнилась и ответила Ратмиру, вложив в поцелуй всю ярость, все отчаяние и горечь. Она целовала его жадно и зло, наказывая за дни и ночи мучительного разочарования, за холодность и трусость. За то, что он, будто смок, ревниво оберегающий древний клад, посмел скрыть от нее свою любовь.

Мстиша слышала, как бешено застучало сердце Ратмира, когда она спутала все его расчеты. Она чувствовала, как мелко дрожат его руки, и знала, что он прилагает все силы, чтобы сладить с ними, и что у него ничего не получается. Мстислава знала, что выбила почву из-под его ног, и торжествовала, ощущая, что, не сумев совладать со своими чувствами, княжич хочет и не может отступить.