Книга Бессердечный охотник, страница 38 – Кристен Чиккарелли

– Гвардия арестовала Лолу на прошлой неделе. – Он взял у нее бумагу и просмотрел текст. – Один из слуг сообщил о появлении магического знака в ее подвале. Она все отрицает, но мы полагаем, она прятала там ведьму.

Ох.

– Они предлагают тебе стать почетной гостьей?

Руна кивнула и затаила дыхание.

Гидеон нахмурился еще сильнее.

– Это плохо?

Ответ – правдивый – подступил к самому ее горлу.

Да, плохо. Я больше не могу это выносить. Я подожгу их всех, если мне придется еще раз произносить оды тем злодеям, которые убили бабушку.

Это была абсолютная правда. Она созрела, раздулась на языке и давила на небо, начиная просачиваться сквозь зубы.

Нет, нет и еще раз нет.

Руна в панике искала другую причину, по которой приглашение могло бы ее расстроить. Если произнести полуправду, то можно разрушить заклинание.

– У меня нет платья!

Гидеон отпрянул, пораженный тем, с какими чувствами она это произнесла.

Руна приложила ладонь ко рту, все еще опасаясь, что следом вылетят слова правды. К счастью, они стали сжиматься и уже не рвались наружу с прежней силой.

Гидеон вскинул бровь:

– И это все?

Будь ты проклят.

Фраза закрутилась на языке, потому что, конечно, это было не все.

Заклинание «Расскажи правду» вытягивало оставшееся из самой глубины, как из колодца.

Я ненавижу эту ужасную республику. Я сожгла бы все дотла, если бы могла. Но я вынуждена изображать лояльность, в противном случае такие девушки, как я, будут продолжать умирать.

Слова вот-вот должны были сорваться с языка. Руна сжала руки в кулаки и думала, подыскивая, что еще можно сказать в свое оправдание. Правдоподобное, но все же не такое страшное.

– Нет времени шить платье! Моя швея принимает заказы только на следующий месяц, а ужин на следующей неделе.

Она посмотрела на него, сделав жалостливое лицо, что было не так сложно сыграть, учитывая ее состояние. Щеки покраснели, сердце билось у самого горла.

– Что ж, прискорбно.

Действие заклинания не закончилось. Правда хотела вырваться, она ползла по горлу, угрожая задушить ее.

«Расскажи ему», – билась в голове одна мысль.

– И еще… – Слова загудели множеством звуков разной тональности. Она попыталась проглотить их, но не смогла. – Они захотят, чтобы я говорила о бабушке.

Теперь Гидеон смотрел на нее неотрывно.

– А ты не хочешь.

Рунапокачала головой:

– Нет, не хочу.

На глаза навернулись слезы от страха, что сейчас она скажет и все остальное.

Она положила ладонь на шею, будто надеялась таким образом удержать слова.

Скатившаяся по щеке слеза смягчила Гидеона.

– Сочувствую. Должно быть, непросто было расти рядом с ведьмой.

Это был не вопрос, потому отвечать Руне не пришлось. Грудь ее все еще вздымалась, дыхание не выровнялось.

Он оглянулся через плечо на кровать с полупрозрачным балдахином лазурного цвета. Струящаяся ткань была собрана и привязана к каждому столбу, которых было всего четыре. Над изголовьем на стене висел портрет.

Бо́льшую часть полотна занимала Кестрел Уинтерс. Она была изображена в бархатном платье, отделанном кружевом, вьющиеся волосы убраны назад, благородное лицо открыто, словно для того, чтобы художник смог передать каждую черту, каждую морщинку. На этом портрете ей было около шестидесяти. Статью и красотой она, по мнению Руны, походила на вековой дуб.

Однако внимание смотрящего привлек ребенок на коленях у женщины. На девочке – кружевное платье с голубыми лентами, больше ничего изящного или утонченного в ее внешности не было. Яроко-красные щеки, будто она долго бегала, светлые с рыжеватым отливом волосы, некогда аккуратно причесанные, растрепаны и похожи на птичье гнездо.