Онлайн книга «Дети павших богов»
|
Он сделал то, что был должен, и я была тому рада. Но солгала бы, сказав, что не вижу темной стороны его силы. И Саммерину, наверное, приходилось отталкивать ее так же, как мне – мою. – Понимаешь, человеческое тело – великолепная машина. – Он говорил будто бы сам с собой. – Все мускулы, сосуды, нервы безупречно согласованы. Но это согласие так легко нарушить. Боец я так себе, но на моем счету больше убитых, чем у остальных в моей части. Я убиваю умело. Вот они и не хотели меня отпускать. При этих словах он брезгливо наморщил нос, и по спине у меня прошел озноб. – Как ты вырвался? – Я им был нужен ради Макса, когда в нем обитал Решайе. Но все равно они ждали от меня работы воина, а не целителя. Макс тогда поднажал. Сказал, что ему необходим целитель и почему бы не я, раз уж я все равно его оседлал. – Слабая улыбка. – Это, конечно, он так выразился. Я улыбнулась. Конечно он. – Мне трудно представить тебя кем-то, кроме целителя, – сказала я. – Тебе это так подходит. – По правде сказать, Тисаана, целительство – это война. – Он только теперь вскинул на меня глаза, и в них под обычным спокойствием мелькнуло что-то острое и шершавое. – Действуешь иногда чисто по наитию. И бывает, вопреки всем стараниям, проигрываешь бой. Исцелять по любому счету труднее, чем убивать. Но это уж всегда так. Я прошел обе дороги. Разрушать просто. Создавать трудно. Он откинулся назад, глубоко затянулся из трубки. И когда заговорил снова, улыбка сползла с его губ. – Но дело того стоит, – сказал он. – Это дело всегда того стоит. Мне выделили комнату в гостевом крыле дома. Здесь не пахло смертью, как в главных жилых помещениях, и в Решайе эта комната тоже не всколыхнула воспоминаний. Но все же я, лежа в темноте, костями чувствовала отсутствие Макса. А ведь я привыкла терять тех, кого люблю.И не ждала, что у одиночества окажутся такие острые зубы. Решайе обвился вокруг моей боли, как струйка дыма вокруг чашечки трубки. Я чувствовала, как он перебирает и с любопытством рассматривает мою печаль. При других обстоятельствах я бы ее отняла. Сейчас слишком устала. «Ты знаешь это чувство?» …Я знаю печаль… «Не печаль. Скорее это…» Что «это»? Я показала ему, что пережила, оставляя за спиной Серела, как с тех пор каждую минуту мечтала его вернуть. И еще сочащуюся кровью рану от потери матери, хотя с тех пор прошло столько лет, что ее черты стерлись в памяти. …Горе… – пробормотал Решайе. Я удивилась: ему понятно горе? «Пожалуй, это можно назвать горем. Боль от чьего-то отсутствия». …Для меня было таким горем лишиться Максантариуса. Пока не появилась ты… Я подавила отвращение. Мне хотелось сказать: «Какое у тебя право грустить по нему, тосковать? После всего, что ты с ним сделал?» Но я старательно спрятала эти мысли, скрыла их там, куда Решайе не дотянуться. И спросила его: «А что было до того?» …До того ничего не было… «А другие люди, носившие тебя в себе?» …До Максантариуса была белизна, белизна, белизна. Другие были. Но теперь они всего лишь разбитое окно в иные жизни… Запах моря, женщина глядится в зеркало, убирает от глаз медные волосы. Вкус малины. «А до того?» …До чего?.. «Когда у тебя не было других. Или всегда были?» Молчание. Горестная пустота. …Не думаю… – прошептал он. – …Может быть, что-то было. Но не помню что. А может быть, всегда только ненужные, разрушенные другие… |