Книга Мать смерти и рассвета, страница 14 – Карисса Бродбент

Я помнила прагматизм и непреклонность Тисааны, скрывающееся за ними ранимое сердце. Поэтому я сразу поняла, что это она, когда увидела вспышки образов: стройное тело оседает на землю, на горле распахивается рана, грусть и сожаление уносят порывы свистящего ветра.

Я помнила острый ум Максантариуса и поэтому ни секунды не сомневалась, когда увидела белый потолок, покрытый круглыми отметинами, почувствовала всепоглощающую боль и сметающий с ног порыв ужасной силы.

И в эти прекрасные секунды одиночество уходило. Я пыталась уцепиться за нашу связь, но затем все поглощало прошлое.

Сон перенес меня в другое знакомое место. Я очутилась в странном круглом здании с каменными стенами, среди людей. Тело отказывалось слушаться, и я повалилась на землю. Я звала Ишку, но он, бросив на меня последний взгляд, отвернулся. Порыв ветра растрепал его золотистые волосы, и он исчез, оставив меня. Оставив в одиночестве на пятьсот лет мучений…

С криком я проснулась.

Тело подо мной издало сдавленный стон, но я не обратила на это внимания. Пальцы сами нащупали горло нападавшего. Тот забился, колотя руками. Один из взмахов пришелся мне в лицо, и я оскалилась, отвечая ударом на удар.

Впервые за долгое время я чувствовала, что ко мне вернулось былое могущество. Я любила гнев. Гнев – краснота и чернота, рев и крики. Противоположность пустоте. Противоположность белизне, белизне, белизне.

Перед глазами стояло лицо Ишки, скрытое копной светлых волос. Ишки, который предал и погубил меня.

Я схватила с подноса столовый нож, замахнулась и…

– Эф!

Крик заставил меня замереть.

Я ненавидела это имя. Меня звали иначе.

Меня с силой потянули назад. Я отбивалась и размахивала ножом, оскалив зубы. Ударялась обо что-то.

– Прекрати сейчас же.

Чем крепче становился захват, тем сильнее я сопротивлялась. Мощная рука вцепилась в мое запястье, безжалостно его вывернула, и нож со звоном полетел на пол. Но я не сдавалась, я продолжала яростно отбиваться зубами, ногтями…

С размаху я ударилась спиной об пол. Дыхание перехватило, и мир остановился.

Надо мной склонился Кадуан, крепко сжимая мои плечи. Его левую щеку рассекал лиловый порез, и кровь угрожала закапать мне лицо. Яркие, как переливы солнечного света в листве, глаза поймали мой взгляд и отказывались отпускать. Он был осязаемым. Настоящим.

Мое дыхание начало выравниваться.

– Она пыталась убить меня! – всхлипнула из дальнего угла служанка.

В ответ послышалось тихое перешептывание. Кто-то переступил с ноги на ногу. Оказывается, в комнате были и другие люди.

Кадуан не отводил взгляда. Обычно я не различала выражений лиц, не понимала то, что говорилось без слов. Большую часть времени и не пыталась. Но сейчас в глазах Кадуана я увидела нечто такое, отчего мне захотелось отпрянуть. Удару или окрику я бы даже обрадовалась, но проницательный взгляд напугал больше, чем любая грубость.

– Отпусти, – прорычала я.

– С удовольствием, но не раньше, чем ты мне позволишь. Это был всего лишь сон, – уже тише добавил он.

Я подалась к нему, вспыхнув гневом. Да как он смеет успокаивать меня?!

– Нет, – прошипела я. – Все происходило на самом деле, много дней подряд.

В глазах Кадуана мелькнуло какое-то чувство.

– Все закончилось. Ты в безопасности.

«Ты в безопасности», – шептала когда-то Тисаана в нашем общем разуме.