Онлайн книга «Триумф поражения»
|
С того самого дня ежедневно Матвей появляется в агентстве под любым предлогом: пополдничать у Павла Денисовича (подсел, что ж поделать!), привезти мне букетик подснежников (не смог пройти мимо, надо подарить, ведь их уже сорвали!), прочесть мне новое стихотворение, которое он выучил (раз в неделю учу по одному стихотворению — и так всю жизнь!), пригласить на выставку, на прогулку, в театр, в кино (знаю, что не пойдете, милая, но… попытка не пытка!). За полтора месяца все в агентстве так привыкли к Матвею, что он, с легкого языка Павлы Борисовны, получил прозвище Дежурный. Последнюю неделю Матвей приходит в девять часов вечера, минута в минуту. Агентство уже закрыто, и он приходит со стороны внутреннего двора ко мне в квартиру. Напрашивается на чай и развлекает меня стихами или шутками. Задерживается ненадолго, минут на тридцать-сорок. Потом уходит, чтобы прийти на следующий день. — Запускать? — хихикает Ленка. Киваю и задумываюсь: Матвей вообще знает, что Холодильник вернулся? Или нет? Май стоит теплый, почти жаркий. Матвей в легких джинсах и синей футболке. — Всем привет! — здоровается Дежурный. — Вечеринка или заговор? — Вечеринка! — отвечаю я. — Заговор! — дружно подтверждают Ленка, Костик и Димка. Матвей раскатисто смеется, наполняя весельем и хорошим настроением комнату. — Проводишь? — находчиво спрашивает Димку Ленка. — Конечно! — быстро понимает намек мой помощник и вскакивает с дивана. Друзья уходят, оставляя нас наедине и напоследок беспрестанно подмигивая. — Обязательно скажи своему Дежурному, что жить ему осталось две недели, — Димка очень доволен собой и своей шуткой. — Окуджава! — улыбается Матвей, увидев на журнальном столике старый сборник стихов. Он начинает артистично декламировать: Эта женщина! Увижу и немею. Потому-то, понимаешь, не гляжу. Ни кукушкам, ни ромашкам я не верю и к цыганкам, понимаешь, не хожу. Напророчат: не люби ее такую, набормочут: до рассвета заживет, наколдуют, нагадают, накукуют… А она на нашей улице живет! — Прекрасно! Спасибо! — благодарю я гостя, улыбаясь против воли от уха до уха, и говорю. — Мне есть, чем ответить! Девочка плачет: шарик улетел. Ее утешают, а шарик летит. Девушка плачет: жениха все нет. Ее утешают, а шарик летит. Женщина плачет: муж ушел к другой. Ее утешают, а шарик летит. Плачет старушка: мало пожила… А шарик вернулся, а он голубой. — Прелесть! — улыбается мне Матвей. — Еще какая! Это наивное стихотворение Окуджавы мое любимое! — соглашаюсь я. — Вы не поняли! — смеется Матвей, обливая меня теплым расплавленным оловом добрых серых глаз. — Это вы, милая, прелесть! — Спасибо за комплимент, — осторожно говорю я. — Но он лишний. — Почему? — глаза Матвея внезапно становятся темно-серыми, как хмурое весеннее утро. — Мне приятно говорить вам комплименты, тем более они правдивы и искренни. — А мне неприятно, — честно отвечаю я. — Вернее, не неприятно, а неловко. Я не хотела бы изменять что-то в наших отношениях. — У нас есть отношения? — быстро спрашивает меня Матвей, подходя близко-близко. — Нет. To есть, да… — путаюсь я под внимательным строгим взглядом насторожившегося мужчин. — Я не знаю. О дружбе говорить рано, об отношениях бесполезно. — Почему? — снова быстрый вопрос и странный взгляд. — Дружба для меня чувство серьезное и ответственное, — я старательно подбираю слова для объяснения своих представлений о жизни. — А отношения я ни с кем строить не готова. |