Книга Крепостная Эльза, страница 55 – Светлана Машкина

— Я была в роще, ваше сиятельство. Одна, без мужчин. Платье я испачкала там, а рукав порвала в саду, когда возвращалась. Фелицата вас обманула. Недавно, на одной из наших прогулок, она подкралась ко мне и толкнула под колёса повозки. Меня спасла случайность, и умение кучера управлять лошадьми.

Граф покачал головой и, кажется, даже развеселился.

— Не признаёшься, значит? Ещё и других оговариваешь? Я могу выбить из тебя правду, но не буду. Какая теперь разница, раз ты больше не актриса моего театра? Джульетту сыграет Фелицата, замену ей я найду, а ты с утра получишь свои десять ударов и пойдёшь на свинарник.

Сколько он сказал? От страха к горлу подступила тошнота, задрожали ноги. После такой экзекуции меня в свинарник можно будет только за косу тащить, сама я уже не встану. Если вообще выживу.

Между лопаток тонкой струйкой стекал холодный пот. Руки задрожали, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Так страшно мне не было никогда в жизни. Жуткое, ужасное, животное состояние — понимать, что от тебя ничего не зависит. Что бесполезно кричать, умолять, падать на колени. Доказывать, что ты не виновата и оправдываться — барин всё решил намного раньше, чем я переступила порог своей тюрьмы.

В чулан меня отвёл горбатый Генька — сильный физически, но отстающий в умственном развитии конюх. Девушки говорили, что любил и жалел Генька только лошадей. Когда наказывали людей, он частенько улыбался в усы.

Сопротивляться я не пыталась — куда мне до конюха, он меня пальцем перешибёт.

Измученная, голодная, дрожа всем телом, я устроилась на полу, на куче тряпья. Думала, что проплачу всю ночь, но неожиданно для самой себя то ли уснула, то ли впала в небытие.

От автора

Ой-ёй, дорогие мои, опус-то готов!

Короче, я так как он в рифму не могу, конечно, но расскажу своими словами.

Это песня для той, кто в тени белоствольной берёзы дожидается своего романтического героя. Для той, кто умеет слушать и готова пойти с Музом на край света. Для той, кто никогда ни в чём его не упрекнёт, кто не обижается на его невнимание, понимая, что гений всегда в себе и в творчестве. Для той, кто готов ждать его жаркими днями, и холодными ночами, кто всегда приютит и обогреет усталого творческого путника.

О как! Где он такую крицу найдёт, не знаю. он и так-то парень капризный, а с такой самооценкой за +100, ему разве что жар-птица угодит!

Сегодня наш романтик выбирал себе шезлонг. На кой ляд ему в деревне шезлонг — не знаю, но выбирал так, словно он на нём сто лет спать собирается. Как мы это всё повезём? Мы же поездом едем.

Поезд, кстати, Муз не любит. Раньше самолёты не любил (трусил, ага), то потом оценил комфорт и теперь поездом ехать не хочет (а придётся!). Ноет, что там жарко, душно, тесно и пахнет отварными яйцами и бичпакетами. Подумаешь, какие мы нежные!

Проснулась я на удивление бодрой, хоть и голодной. Кто-то тихо скрёбся в узкое окно чулана. Стекла в нём не было, только кое-как набитые доски. Хорошо, что на улице лето — примёрзла бы я в этом помещении.

— Эська! Да Эська же! Это я!

Между почерневшими от сырости досками появился кусок хлеба и шлёпнулся на земляной пол. Затем второй. Я подняла хлеб, отряхнула и засунула в рот. Вкусно! Попить бы ещё и умыться.

— Акулька, уходи, — тихо сказала я. — Увидят — вместе будем сидеть.