Книга Крепостная Эльза, страница 51 – Светлана Машкина

Акулька вздохнула, налила себе воды из кувшина, сделала насколько больших глотков.

— Потом приехали к барам гости, чуть ли не неделю жили. Ну, один и закружил Мелашке голову. Много нам, дурам, надо? Платок подари, бусы, пряник медовый — мы и поверили в любовь.

Через неделю молодой барин, друг семьи, уехал, и о Мелаше больше не вспоминал. Как только живот стал заметен, девушка во всём призналась своей молодой хозяйке.

— Погнали со двора, как гулящую, — вздохнула Акулька. — Дома-то мать наша еёжалела, да только всё равно пришлось сестрицу из пруда вытаскивать — едва-едва успели. Потом жрец её месяц при храме держал, чтобы молилась и образумилась.

— Что с ней сейчас?

— Пристроил батюшка её замуж, хвала Сильнейшему. В приданое две овцы отдал и перину, представляешь? Это вдовому-то мужику с малыми детьми! Такому самому впору приданое давать! Если бы не Мелашкин грех, так бы и куковал один с ребятишками — на пятерых детей ни одна баба не пойдёт.

— Как она живёт?

— Нормально живёт, привыкла. Муж не злой, бьёт только за дело, если по хозяйству не управилась или с поля поздно пришла. Изменилась сильно — молчит всё время, и тощая, как доска, — равнодушно ответила Акулька.

Мне захотелось плакать. От жалости к несчастной Мелаше, от безысходности и ничтожности нашей жизни, от того, что никогда и ничего я не смогу изменить, что так и будут горбатиться в полях Мелаши, угрожающе постукивать ручкой плётки по голенищу сапога их мужья, и радоваться беззаботной жизни, не замечая тех, кого толкнули в ад, благородные господа.

Я обняла за плечи Акульку и заплакала. Недолго подруга смогла выглядеть спокойной и равнодушной. Она пристроила голову у меня на плече и тоже зарыдала, прижимая ко рту платок — даже плакать мы не могли без разрешения. Нельзя, иначе опухнет нос и покраснеют глаза.

На следующем свидании мы с Генрихом гуляли в тенистой роще и много разговаривали. Точнее, я старалась, чтобы много говорил он, а я задавала вопросы. Меня интересовало всё: как устроена правовая система, какие налоги и за что собирает король, как люди учатся, лечатся, чем зарабатывают на жизнь.

Когда я спросила о других королевствах, брови Генриха поползли вверх.

— Зачем вам, Эльза? Первый раз вижу девушку, которая задаёт такие странные вопросы. Давайте лучше возьмём повозку и поедем в хороший тракир, пообедаем, выпьем сладкого сиропа с масляными булочками.

Я была не против сиропа и вкусной еды, но сейчас хочу знать — есть ли у меня шанс покинуть это гиблое место и как-то избавиться от печати?

— Мы граничим с Интанией, Даланаей, Куэско. Кстати, там давно нет крепостного права, мы, можно сказать, отстаём в развитии по сравнению с ними.

— Чем? Разве рабский труд — не самый дешёвый?

— Самый. Но далеко не самый эффективный. Зачем стараться сделать больше и лучше, если ты в любом случае получишь ровно столько, чтобы не умереть с голода?

— Но, я слышала, есть и зажиточные крестьяне.

— Есть, те, кто обладает уникальным даром от Сильнейшего. Но таких мало — единицы.

— И все они живут под угрозой быть проданными, — заметила я.

Мне нравился Генрих, но довериться ему окончательно я не могла. Всё-таки он продукт своей среды, хоть и отрицательно относится к рабству. Поэтому с главным вопросом зашла издалека.

— Генрих, но ведь изначально каждый человек рождается свободным. Рабом его делает печать. Как её снимают?