Книга Поймать океан, страница 192 – Виктория Войцек

– Верю, – и замолчал.

А она вновь подумала о маме, которой в последнее время становилось в ее жизни все больше. Она появлялась в разговорах, оставляла невидимые следы на предметах и, кажется, даже успела коснуться Асин, раз люди отмечали их сходство.

– Скажи, а ты знал мою маму? – решилась спросить она.

– Конечно знал, – без раздумий ответил Вальдекриз и, кивнув, одновременно с ней потянулся к пустеющей плошке.

– А я на нее похожа? – Коснувшись его ладони, Асин отдернула руку и, почувствовав накатывающую волну смущения, принялась перебирать волосы.

– Да. Определенно да, – сказал он, негромко чавкая и облизывая подушечки пальцев. – У тебя ее глаза, ее руки, а вот улыбка – как у Каррэ, – заметил он, убирая другой рукой упавшую на ее лицо челку.

– А характер? – не унималась Асин. – Характер чей?

– Ты только не обижайся, – мягко начал он, примирительно выставив перед собой ладони. – Но когда я только увидел тебя, там, в коридорах училища, подумал даже: «Нет, это не может быть ее дочь». Ты была мягкая, податливая. Не перо, но мокрая глина.

– Почему? – искренне удивилась Асин.

– Перо может потревожить даже дыхание ребенка, а к глине все-таки нужен подход. Я бы дал тебе другое имя. Аргиль.

Ваза.

– Уже обожженная, но очень хрупкая.

И это звенящее, как бубенцы на ветру, имя подходило ей куда больше, чем Ханна, – вот только Ханну не оторвешь, не выкинешь в густую синеву океана: прилипла намертво. Остается только носить, словно неудобное платье, жмущее в талии, не дающее дышать, но слишком широкое в плечах и вечно сползающее по рукам.

– А потом ты стала показывать характер. Когда кинуласьобнимать Мирру. Когда не сбежала там, в храме. В тебе живет мамино желание свободы. И с каждым днем оно расцветает. Именно поэтому Каррэ боится за тебя. Именно поэтому за тебя боюсь я.

– Ты? – выдохнула Асин, но вместо ответа Вальдекриз приобнял ее за плечо и прижал к себе, отчего внутри расползлось, растянулось ленивой кошкой приятное щекочущее тепло.

А где-то в толпе все мелькала темноволосая девочка – не мама, даже не ее осколок. Казалось, будто она танцевала, не поддаваясь бурному потоку и совсем не обращая на него внимание. Асин думала, что, наверное, хотела бы быть такой же – легкой, почти невесомой, но при этом совсем непохожей на перо; заметной и одновременно невидимой. И еще – о том, как здорово сидеть вот так, обнявшись, когда между вами стоит сладкая плошка с орехами, а воздух пахнет океаном, выпечкой и совсем немного – тревогой.

Оказалось, папа ждал ее все это время.

Во дворе на густой зеленой траве, темной в свете закатного солнца, лежали так и не разрубленные поленья. Только топора рядом не было, он стоял у двери, подпирая стену дома кривым древком. Чистое белье, которое пахло свежестью, колыхалось на ветру. Асин медленно, почти бесшумно приблизилась. Разгладила желтоватые крупные волны простыни ладонями, коснулась ткани носом, желая ощутить приятную прохладу, и вдохнула полной грудью, пока голова не закружилась.

Было страшно открывать дверь и делать шаг в гнетущую тишину, поэтому Асин шуршала травой под ногами, притаптывая ее, мурлыкала себе под нос нестройную мелодию, сотканную из знакомых песен, и слушала шепот стоявших невдалеке деревьев. Не сразу она обратила внимание на печную трубу, притаившуюся за шпилем крыши, из которой валили облачка сизого дыма, устремляясь вверх.