Книга Одна звезда на двоих, страница 240 – Маришка Ко

Шайлар стояла у окна спиной к нему, глядя на темную, спящую базу внизу. Ее плечи были напряжены. Кириан подошел и осторожно обнял ее сзади, положив подбородок ей на макушку, вдыхая знакомый аромат ее волос — озон, металл и что-то неуловимо ее, терпкое, сводящее с ума. Она не отстранилась, лишь глубоко вздохнула и прижалась к нему всем телом, ища в его близости опору.

— Я боюсь, Кир, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал. — Впервые за много лет по-настоящему страшно. Не за себя. За тебя. За нас.

— Не бойся, — так же тихо ответил он, целуя ее в висок, чувствуя легкую дрожь ее тела. — Мы вместе. Что бы ни случилось завтра — сейчас мы вместе. Эта ночь — наша. Только наша.

Он развернул ее к себе лицом, заглянул в ее глаза — все еще влажные от слез, но уже более спокойные, полные темной, глубокой решимости. Нежность и яростное, почти болезненное желание волной поднялись в его душе, сметая остатки страха. Он снова поцеловал ее — медленно, глубоко, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь, всю свою веру, всю свою отчаяннуюрешимость бороться за них, за это хрупкое «мы».

Шайлар ответила с той же силой, с той же отчаянной нежностью. Их руки сами собой начали исследовать тела друг друга — уже не с голодной поспешностью первых встреч, а с глубоким знанием, с трепетным вниманием к каждой реакции, к каждому вздоху, словно пытаясь запомнить, впитать друг друга навсегда.

Одежда снова стала ненужной преградой. Она таяла под их нетерпеливыми пальцами, падая на пол забытыми тряпками. Они медленно дошли до кровати, не разрывая объятий, не отрывая губ, их тела уже горели от предвкушения.

В эту ночь их близость была другой. Не яростной, не исступленной погоней за разрядкой. Она была похожа на тихую, глубокую, почти священную клятву — сплетение тел, дыханий, душ перед лицом неизвестности. Он ласкал ее медленно, осторожно, словно боясь спугнуть это хрупкое, драгоценное мгновение. Он целовал ее шрамы — не как символы прошлого, а как часть ее самой, той невероятной, сильной, израненной женщины, которую он любил до безумия. Он хотел впитать ее всю, запомнить каждую линию, каждую родинку, каждую тень на ее коже.

Она отвечала ему с той же трепетной, почти мучительной нежностью, ее пальцы блуждали по его спине, плечам, груди, зарывались в его волосы, даря не только наслаждение, но и какое-то глубинное, первозданное чувство покоя и принятия. Он чувствовал себя обнаженным перед ней — не только телом, но и душой, — и эта уязвимость была пьянящей, освобождающей.

Их тела двигались в медленном, плавном, почти медитативном ритме, их тихий шепот и прерывистые вздохи тонули в ночной тишине комнаты, наполненной только лунным светом, льющимся из окна, и густым ароматом их желания. Это было не просто слияние плоти — это было слияние их израненных, но нашедших друг друга душ, отчаянно цепляющихся за этот островок света и тепла посреди безжалостной тьмы войны. Он смотрел в ее полуприкрытые глаза, видел в них отражение звезд и свое собственное лицо, искаженное наслаждением, и чувствовал, как их связь становится почти осязаемой, нерушимой.

Он целовал ее грудь, живот, спускаясь ниже, пробуя ее на вкус, запоминая каждую реакцию, каждый тихий стон, срывающийся с ее губ. Она отвечала ему тем же — ее руки, ее губы исследовали его тело с уверенной нежностью, даря и принимая наслаждение с какой-то отчаяннойщедростью, словно эта ночь была последней.