Книга Горничная немого дома, страница 257 – Ольга Сурмина

Нона помнила, как в детстве они не хотели засыпать ночью на новый год, хотя спать очень хотелось, а на утро неслись искать под елкой свои подарки. Помнила, как они подрались в саду за возможность взять у папы пилу и спилить сухую ветку. За возможность побыть взрослыми... он кричал, что «не женское это дело», а она, заламывая ему руку, верещала, мол, «все это отговорки». Так пусто и так давно.

Мама пекла блинчики, а брат всегда оставлял ей последний. Заботился. То было тогда, когда у них еще была полная, счастливая семья.

Теперь она осталась одна. Стиснув зубы, девушка продолжала рыдать, закрывая пальцами мокрые, красные глаза. Его не стало. Сперва родители, теперь брат. Их просто не стало, и все это до сих пор казалось долгим, кошмарным сном. Тео больше не ответит на звонок, не скажет «привет». Не успокоит. Не пожелает удачи.

Сегодня он застыл, и лежит теперь в одной из сотен одинаковых камер морга.

Одна. На его жизнь она поставила все — накопления, квартиру, все... ей некуда идти. Ее больше никто нигде не ждет.

Скрипнула дверь. Вздрогнув, временная пациентазакрыла глаза и отвернулась к окну. Глубоко вздохнув, доктор положил на тумбу какие-то бумаги и тихо заговорил:

- Доброе утро. Как вы?

- Сносно. Порядок. — Сальровел попыталась успокоиться и присела на кровать.

- Могу дать вам рецепт на успокоительное, сейчас оно вам нужно. Крепитесь.

- Могу я... на него посмотреть?

- Да. — Уверенно ответил врач, хотя эта просьба ему явно не понравилась. — Идем.

Закашлявшись, она покачала головой, встала, и пошла вслед за мужчиной. Тело ощущалось как один огромный камень, который тяжело осознавать, но еще сложнее им управлять. Голова кружилась, руки все еще подрагивали, а красные глаза время от времени уже рефлекторно наполнялись слезами. В коридоре пахло спиртом и медикаментами, откуда-то доносились голоса, однако Нона не обращала на них никакого внимания.

Зайдя в лифт, доктор нажал кнопку посещения цокольного этажа. Она обещала себе быть сильной. Держать себя в руках, что бы не случилось. Каким бы он перед ней не предстал. Быть сильной, сильной...

Белые, кварцованные тоннели больницы были похожи один на другой. Нона уже не помнила, сколько раз они повернули, сколько помещений прошли... в висках стучала тупая боль, она усилилась, когда ее провожающий сухо произнес: «пришли».

Просторное помещение заполняли ряды стальных ящиков, напоминающие промышленные холодильники. Там было так зябко, что у несчастной вновь застучали зубы, и на этот раз уже не от нервов. Патологоанатом, сидящий за небольшим столиком, встал, но, увидев главврача, кивнул, и сел на место. Как ему работалось в столь морозном помещении, среди трупов... девушка покачала головой. Возможно, не так уж и плохо. Возможно, каждому свое.

Руки тряслись. Подойдя к нижнему ящику одного из стеллажей, доктор все-таки подозвал работника, и тот, не задавая лишних вопросов отпер ячейку небольшим железным ключом. Лязг металла, пара секунд... и перед ней лицо. То самое, родное, любимое лицо. Уже теперь посеревшее, со слегка приоткрытым ртом. С синими, впалыми глазами. Сухие, короткие волосы были разбросаны вокруг, и лежали словно пластиковая имитация на детских куклах. С губ девушки сорвался немой крик, врач заметил это, и схватил ее за плечо: