Книга Горничная немого дома, страница 143 – Ольга Сурмина

Не вспоминала бы? «Плохая привычка» снова лезла в голову, как всегда не вовремя, мерзко, щемяще. Как бы Сальровел не хотела, недели здесь нельзя будет забыть, даже находясь в коме, или под действием самых тяжелых наркотиков.

Разве что ее ударит током... и, каким-то чудом выжив, она забудет все, включая свое имя и способность мыслить. Горько ухмыльнувшись, она посмотрела за окно, где царила мертвая, непроницаемая тишина. Более чем странно, что в последнее время ее не вызывали на дежурство. Быть может, постарался хозяин, или так совпало, и никто в последнее время не стремиться залезть на охраняемую территорию. Скоро осень, и многие молодые люди немного оставили шалости, готовясь к учебе. Или же просто стало холоднее, что, конечно же, более вероятно.

На огромном, заброшенном аэропорту витал холодный, влажный ветер. Его порывы буквально обжигали кожу, пальцы мерзли, а глаза резко закрывались, дабы в них не попала пыль. Огромное, одинокое пространство пустовало много лет, вот только он не знал, что сейчас здесь делает, и непомнил, как тут оказался.

Он нервно сгладывал, постоянно оборачивался, но взволнованный взгляд раз за разом видел лишь пустоту. Старый, местами растрескавшийся асфальт, сквозь который едва ли пробивалась сухая трава... остатки разметки, которая стерлась уже очень давно. Этому бетонному полю не было конца, и вокруг ни души, отчего, паника внутри нарастала, а сердце начинало учащенно биться. Мужчина сделал усилие над собой, чтобы пошевелиться, но от этого спокойствия не прибавлялось.

Он все быстрее и быстрее оборачивался, совершал уже третий или четвертый круг по часовой стрелке, никак не сходя с места. Ветер трепал волосы, они лезли в рот, развивались, и заставляли вздрагивать, когда вновь касались спины. Ему казалось, будто кто-то кричит, или зовет его, но то был всего лишь далекий скрежет старого, металла. В конце концов, в пределах аэропорта еще было чем поживиться бездомным людям — на его границах ржавели кучи мрачного железа, омытого, грязными дождями, обветренного сухими холодными ветрами.

Холгарт зажмурился, стиснул зубы и схватился за голову. Холодный озноб прошел по спине, серый мрак сгущался, будто бы на пустошь опускался туман. Резкий визг металлических деталей, трущихся друг о друга повторялся, словно кричащий от ужаса младенец, раз за разом переживающий свой страх. В голове начинала звенеть музыка, напоминающая старые, расстроенные музыкальные шкатулки.

Всепоглощающее одиночество, и огромное, пустое, тревожное пространство. Его наполняло что-то неосязаемое, дышащее... он резко раскрыл сомкнутые глаза и, что было сил, ударил себя по щеке. Боль немного оттеснила нарастающую панику, из носа медленно начинала сочиться струя крови — мужчина явно не рассчитал с ударом.

Убрав ее небрежным движением, он произнес несколько слов, но не услышал сам себя. Новая волна страха буквально прижимала его к земле, заставляя упасть на колени и схватиться холодными руками за серый, сухой асфальт. Не помня себя, он царапал его, не замечая, как подушечки пальцев покрываются ссадинами, начинают кровить, ногти ломаются... оставляя на пустоши короткие, алые полосы.

Мнимая музыка обновлялась, ее ноты походили на скрежет или скрип, крики учащались, становясь все злее и отчаяннее. Он замер и осмотрелся — аэропорт казался бесконечным, только вдали виднелся ржавый забор с колючейпроволокой сверху.