Книга Все темные создания, страница 190 – Паула Гальего

— Ты не скажешь мне, кто ты? — спрашивает он.

В его голосе слышится печаль, глубокая тоска, которая заставляет меня вздрогнуть и которую я не до конца понимаю. Почему это боль, а не ненависть?

— Меня зовут Лира, и я была ею последние десять лет своей жизни.

Он долго смотрит на меня, словно пытается понять.

— Сколько тебе лет?

— Столько же, сколько было бы ей сейчас.

— Вы практически одинаковы, — бормочет он, и я слышу в его тоне ту же тревогу, что гложет и меня.

Я вижу его таким же потерянными одиноким. Я вижу его грустным, потрясённым. Я вижу его человность…

Я поворачиваюсь к нему.

— Практически? — переспрашиваю.

— Вы очень разные.

— По характеру? — хочу уточнить.

— И внешне тоже. — Он улыбается. — Хотя не думаю, что кто-то ещё это заметил, если тебе от этого легче.

— А как ты это понял?

— Ответ на этот вопрос дал бы тебе подсказки к вопросам, на которые я пока не хочу отвечать, и, думаю, ты это понимаешь. Ты расскажешь мне, как это возможно? Как ты можешь иметь… такую внешность?

Я возвращаю ему осторожную улыбку.

Кириан выпускает короткий, печальный вздох, отводит взгляд на секунду. Я вижу, как он глубоко вдохнул, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Мне нужно знать одну вещь.

— Что ты хочешь узнать?

Он тянет секунду, две, три.

— Она сильно страдала?

Я содрогаюсь. Мне не нужно, чтобы он говорил, о ком идёт речь, когда его глаза сверкают такой особенной печалью.

Возможно, он имел в виду это, когда сказал, что недавно потерял кого-то, кого любил? Осознал ли он тогда, что Лира мертва?

Если так, он понял это в день запуска фонариков, а может, и раньше. Возможно, именно поэтому он тогда был таким странным.

— Только в конце, — отвечаю я честно. Сглатываю и понижаю голос. — Мне жаль.

Он напрягается.

— Ты убила её?

— Да.

Я жду реакции. Жду ответа, возможно, физического. Не понимаю, почему он не злится сильнее. Не понимаю, почему он не делает шаг вперёд, чтобы убить меня. Это было бы логично. Это то, что сделал бы любой.

Но Кириан ничего не делает. Абсолютно ничего.

Он лишь кивает.

— Спасибо за честность.

У меня сжимается сердце, и я закрываю глаза на мгновение, чтобы набраться хоть немного смелости для завершения этого разговора, который я никогда не представляла.

Разговора неожиданного, искреннего и невыносимо жестокого.

— Моя жизнь в твоих руках.

— Я это понимаю.

Он больше ничего не скажет. Не скажет, ждёт ли подходящего момента, чтобы предать меня, хочет ли мучить меня или же добиться от меня чего-то. Он не скажет.

И я понимаю, что пора уходить.

Я делаю вдох, поворачиваюсь и направляюсь к двери. Когда моя рука касается дверной ручки, его голос останавливает меня.

— Всё, что я сказал ранее, было правдой, — признаётся он.

В его словах звучит боль.

Яслегка оборачиваюсь через плечо и вижу его стоящим в дверном проёме, серьёзного и измученного.

— Когда? — спрашиваю я, хотя подозреваю, о чём он говорит.

— До того, как ты приставила кинжал к моему горлу.

Моё сердце начинает биться быстрее, и я прижимаюсь лбом к двери, стараясь успокоиться, прежде чем снова заговорить. Но тепло его кожи, когда он приближается и касается моей шеи, делает это невозможным.

— Думаю, тебе несложно понять, почему я ненавижу себя за то, что чувствую это, — его дыхание касается моих обнажённых плеч. — И почему я ненавижу тебя за это.