Книга Все потерянные дочери, страница 149 – Паула Гальего

Сколько таких моментов видел Леон? Страх ползет по позвоночнику ледяной лаской.

Леон может подменить его в любой момент. Вороны могут подменить Нириду или Еву. Если они добрались сюда, если послали кого-то в Нуму и он сумел подобраться к нам так, что ни Ева, ни я не заметили… Они могут сделать что угодно. Неизвестность вгрызается в меня.

— Я в порядке, — обещаю я вместо приветствия. — Где тебя ранили?

Я иду в спальню, чтобы выиграть время, пока привожу в порядок мысли, ужас и угрызения совести, сплетающиеся воедино, и он следует за мной. Я сажусь на край кровати, и Кириан опускается передо мной на колени. Он пристально смотрит на меня. Думает, я молчу, потому что всё серьезнее, чем я хочу признать.

— Я приняла яд как часть испытания, чтобы доказать свою преданность. Ева вылечила меня, но я всё еще немного слаба. — Испытания? — Он щурит глаза. — Кажется, в Илуне это обычай.

Кириан кладет руки мне на колени, и я чувствую исходящее от них тепло. — Больше ничего нельзя сделать? — Мне просто нужно отдохнуть. Обещаю. — Я улыбаюсь, и Кириан выдыхает воздух, который удерживал в легких.

Его голова падает вперед, и черные пряди рассыпаются по лбу, когда он снова поднимает её. Мои пальцы действуют сами по себе, зарываются в его волосы, зачесывая их назад. Кириан закрывает глаза, словно плавясь от этого жеста.

Но теплое и нежное чувство, охватившее меня, мгновенно испаряется, когда я понимаю, что это — материал. Все такие моменты, все, что видел Леон, — это заметка в отчете Ворона, который убьет и заменит Кириана.

Вдруг он хватает меня за руку, осторожно убирает её из своих волос и целует костяшки, возвращая мое внимание. — Тебе придется рассказать мне об этом испытании поподробнее. — Когда ты расскажешь мне, что именно произошло с деабру, — парируюя.

Я всё еще вижу, как он в отчаянии спрыгивает с коня, бежит ко мне, чтобы заключить в объятия…

Кириан проводит рукой по волосам, вставая и опираясь бедром о туалетный столик, потому что теперь время пытается выиграть он. — Мы эвакуировали одну из деревень, когда я почувствовал это впервые. Сначала это было просто предчувствие, но потом… я не знал, влияет ли на меня магия деабру, но был убежден, что ты в опасности.

— Во время испытания, — догадываюсь я.

— Я ощутил это очень остро, почти как зов. Чувствовал, что сражаюсь вдали от тебя, на задании, пока ты умираешь, и не смог этого вынести.

У меня разрывается сердце. — И ты пришел за мной. — Я помог чем мог и оставил Нисте за главную.

Лицо его серьезно, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы прочесть вину, гложущую его за то, что он оставил своих людей, даже если передал командование.

Он отходит от туалетного столика, подходит ко мне и нежно проводит рукой по моей щеке, словно боясь поранить прикосновением. У меня мурашки бегут по коже.

Затем он делает шаг назад и начинает расстегивать пояс с мечом. — Я смою с тебя кровь, — заявляет он.

Он разоружится, смоет кровь, вызванную ядом и всё еще пятнающую моё лицо, а потом я буду спорить с ним, чтобы он позволил мне обработать и промыть его раны. Он осторожно развяжет шнуровку моего корсета; шнуровку, которую в иную ночь ослабил бы с совсем другим намерением. Потом ляжет рядом и не сомкнет глаз всю ночь, охраняя мой сон и мое дыхание. Он не начнет дышать по-настоящему, пока я не проснусь и он не увидит, что я всё еще жива.