Книга Все потерянные дочери, страница 145 – Паула Гальего

Его глаза теперь карие, цвета пшеницы на исходе лета; волосы тоже отливают золотом. Тонкие губы, рот, лишенный улыбки, суровый, но красивый, удлиненное лицо, нос с немного искривленной переносицей.

Мой голос звучит слабо, слишком мягко, словно принадлежит маленькой девочке. Той самой, что выросла в Ордене.

— Леон?

Однако я не ослабляю хватку и не убираю угрозу, которой является мое оружие у его горла. Я сжимаю рукоять так сильно, что болят костяшки, и дрожь, поселившаяся в моей душе, передается рукам и приводит к тому, что капелька крови скатывается по его шее.

— Теперь уже нет, — отвечает он. — Теперь меня зовут Эмбер.

— Леон, — повторяю я с болью. — Тебя прислали убить меня?

Он медленно качает головой, насколько позволяет моя хватка.

— Когда меня выбрали, чтобы занять место Леона, я справился хорошо, так хорошо, что вскоре моя миссия закончилась, и мне дали другую роль, еще более важную: меня отправили занять место сына семьи, приютившей принца Эреи. Я был Эмбером почти два года.

— Они знали, где он, с самого начала, — шепчу я.

Леон медленно кивает. Его взгляд опускается на мои руки, но он больше не просит опустить кинжал.

— И теперь мы оба здесь.

Я пристально смотрю на него. Его не присылали убить меня, думаю, в этом он говорит правду, иначе уже попытался бы; но это не значит, что он не хочет причинить мне вред. От меня не укрылось то, как он говорит об Ордене, о своей миссии. Он продолжает верить, что отказ от нашей личности — это честь, дар, за который мы никогда не сможем быть достаточно благодарны.

— Верно. Мы встретились снова. — Я жду и прощупываю почву. — И что теперь?

Я не могу поверить, что Леон здесь. Я не смела мечтать о том, чтобы снова увидеть его живым, снова перекинуться с ним словом. И всеже он передо мной, из плоти и крови, и, возможно, обдумывает мое убийство.

— Теперь ты могла бы опустить этот кинжал, — предлагает он хриплым голосом, — чтобы я мог тебе помочь.

Я задерживаю дыхание и взвешиваю свои шансы. Знаю, чем рискую. Знаю, что он не соперник моей магии, но… возможно, Леон тоже умеет управлять своей, и в таком случае у него будет преимущество надо мной сейчас, когда я ослаблена и ранена.

Я знаю, что должна сделать. Я должна вырубить его, позвать Кириана и Нириду и удерживать его, пока мы решаем, что с ним делать, но часть меня всё еще в плену этих карих глаз, которые когда-то означали дом.

Я опускаю оружие. — Я скучала по тебе.

Леон потирает шею, но не двигается, лишь улыбается. — Я тоже, Лира.

Я чувствую укол боли, слыша, как он снова произносит это имя. — Я больше не Лира, — возражаю я. — Мое настоящее имя — Одетт.

Леон смотрит на меня с грустью. — Одетт — это еще одна маска, такая же, какой была Лира. Какая разница?

Я прикладываю руку к груди. — Это не маска. Это я, настоящая. — Я сглатываю. — Ты сказал, что собираешься помочь мне?

— Вернуться домой, — отвечает он. — Я поддерживаю связь с Орденом, с Бреннаном, и все хотят, чтобы ты вернулась. Несмотря ни на что.

Я сжимаю кинжал чуть крепче, начиная понимать, насколько тонка нить, связывающая нас двоих.

— Ты был там, когда Агата рассказала нам о судьбе моих родителей. Я принадлежу этому месту. Вороны похитили меня после того, как Львы покончили с Адарой и Люком, забрали меня в Орден и лишили семьи, наследия и магии. Как и тебя, — добавляю я.