Книга Последние стражи, страница 10 – Ольга Пашнина

– Потому что законы мира мертвых распространяются не на всех, ты наверняка это уже поняла. Лилит – могущественная арахна. Она способна не только вернуть память, но и изменить ваш мир навсегда.

– Ты слишком мало упоминаешь Лилит. Не очень понятно, насколько ты под нее прогнулся.

– А ты слишком много болтаешь для человека с пулей в печени. Может, сосредоточишься на ней?

– В меня уже стреляли, –усмехнулась я. – Ты и тут подбираешь за другими.

А вот сейчас у папы отчетливо скрипнули зубы. Но вместо того, чтобы надавить на больную точку, я устало отвернулась к окну. Отец всегда был опорой. Тем человеком, к которому можно было прийти с любой бедой. Ненависть к нему отнимала куда больше сил, чем ранение.

И, кажется, какая-то часть меня все еще верила, что он защитит.

В первый же день на службе мы с наставником попали в перестрелку. Разборки каких-то банд, я до сих пор так в них до конца и не разобралась. Обычно при виде копов они дают деру, но именно в этот день какой-то идиот достал огнестрел и решил сражаться до победного. Я получила пулю в плечо и еще долгое время после выписки не могла отделаться от перешептываний и мрачных взглядов: считалось плохой приметой получить ранение в первый день службы.

Но вот что есть по-настоящему плохая примета: если в первый день на работе ты вспоминаешь мир мертвых. Вот с этого момента можешь забыть о нормальной жизни. Твой удел – невыносимое бессмертие с мыслями об отверженном принце. И серебряное перышко – единственная память о прощании с ним.

Вскоре что-то изменилось. К боли я привыкла, кровь почти остановилась, то ли из-за повышенной регенерации, которыми обладали иные (а во мне все же течет кровь Вельзевула), то ли потому что ее просто не осталось. Но я вдруг поняла, что начинаю терять сознание. Ненадолго, на несколько секунд.

Мир то погружался во тьму, то словно терял краски, превращаясь в черно-белое кино.

Постепенно эти периоды становились длиннее. Я погружалась в тревожное болезненное забытье, а потом возвращалась обратно. И каждый раз, видя отца, стискивала зубы от болезненного спазма, не имеющего ничего общего с раной.

Мы уже давно выехали за город. Замигал индикатор топлива, и папа свернул к заправке. Сквозь затуманенный взгляд я различила знакомые цвета и очертания. И улыбнулась, даже не почувствовав, что на глаза навернулись слезы.

– «Вафельный домик тетушки Мейпл», – прошептала я, но отец услышал.

И на миг превратился в того папу, по которому я скучала.

– Мы заезжали поесть вафли каждый раз, когда выбирались на выходные, – произнес он. – Я специально подгадывал, чтобы бензина оставалось ровно до дальней заправки, где был «Вафельный домик». И мы завтракали. Помнишь, что ты всегда брала?

– Шоколадную вафлюс двойными клубничными сливками.

И в ту же секунду наваждение из прошлого исчезло, вернув чудовище.

– Ты останешься в машине и будешь вести себя тихо, потому что ты, Аида, бессмертна. А вот остальные души вокруг – нет. И я буду специально выбирать только те, для которых смерть здесь станет концом пути, ясно?

Вместо ответа я закрыла глаза. Мир снова померк.

И включился, когда папа вернулся. Я почувствовала странный запах, а открыв глаза, увидела знакомый картонный лоток. Две небольшие шоколадные еще горячие вафли.

– Двойная порция клубничных сливок, – сказал отец.