Онлайн книга «Брусничное солнце»
|
Она не успела поразмыслить, ни о том, что подглядывает за чем-то личным, быть может в бреду он звал родную мать? Ни о том, хотел ли бы Яков в такой миг разделить с кем-то страхи и боль. Ноги сами понесли ее к лавке. Чтобы опуститься рядом, аккуратно убирая тряпицу ото лба, поправить сбившуюся, прилипшую к высокой острой скуле черную прядь. Почуявший ласку, он с тяжелым стоном уткнулся носом в ее ладонь. И… Всхлипнул. Судорожно сглотнул, сдерживая горький, по-детски открытый порыв. А Варвара поняла, что пропала. — Я с тобой хочу быть… Пожалуйста, только не беги от меня, так холодно… Мне очень холодно… Его правда трясло. А ее колотило рядом — страх за Якова, боль, такая обнаженная, ненормальная открытость. И впервые Варвара разглядела такого же человека, как она сама: глубоко несчастного, неприкаянного и поломанного. Одинокого. Рука сама откинула край одеяла, барыня тихо нырнула на лавку к Якову, оставив пару заноз в ладони и бедре. Это меньшая плата, желание утешить его было настолько велико, что стало почти больно. Потянувшись к нему, Варвара прижала к себе, он податливо уткнулся лбом в ее грудь, перехватывая рукой поперек живота, притягивая ближе. Сжимая крепче. А она перебирала влажные пряди, быстро моргая и бездумно глядя в сырую, покрытую тонким слоем лишайника стену. Яков, пригреваясь, прекращал дрожать. Дыхание стало ровнее, стихли хрипы, норовящие перейти в рыдание. Он замер, пальцы судорожно сжимали рубаху у ее позвонков. И знала ведь Варвара, что поступок ее был неразумен. Куда полезнее было бы дать колдуну воды, сменить тряпку на лбу и попытаться снова покормить — ему нужны силы. Знала, а сама малодушно устроилась в его объятиях и отдалась дреме. Пока ее не разбудил настойчивый, низкий и злой, будто змеиный, шепот. — Да проснись же ты, куда забралась… — Цепкие руки Авдотьи попытались вытянуть ее из-под одеяла, но объятия Якова тут же вспыхнули золотом, упыриху вынесло волной силы аккурат в распахнутую дверь. Следом на пол грустно осел нежно-фиолетовый цветок и тонкая веточка. Авдотья быстро показалась в дверях, уперла ладони в колени, зло отфыркиваясь. — До чего ж мерзкий кулик[3], третий раз проделывает, чтоб ему, развратнику, грустно в бабской постели было… У самой Варвары выбраться тоже не вышло: стоило попытаться расцепить руки за спиной, как Яков протяжно стонал и сжимал так, что начинали трещать ребра. Когти на руках колдуна, в бреду принявшего свой истинный вид, удлинялись, царапая позвонки через тонкую ткань. — Буду безразмерно благодарна, если ты зажжешь свечи вокруг лавки, а травы смешаешь в ступке, она у сундука, скальпель возьми, на нем крови Якова полно, тоже в ступку сотри. А заговор подай пока мне, он лежит на столе, отдельно от всего вороха. Разогнувшаяся упыриха кивнула, а потом озадаченно замерла: — А как вкруг свечи, ежели лавка у стены. — От стены оттянуть сможешь? Хотя бы настолько, чтоб поставить свечу… Авдотья промолчала. Смерила ее выразительно-осуждающим взглядом, а затем с оглушающим скрипом поволокла лавку на самый центр землянки вместе с ними. — Кажется, две худерьбы[4], а тяжелые, что кони. — Ты раньше такне ругалась… — Дык мне раньше не положено при тебе выражаться было. Пока ты его рожу вышивала, я так тебя в разуме окрестила, что у тебя б уши свернулись и отсохли… — Шумно сглотнув, упыриха разогнулась, громко щелкнула спиной и пошла к свечам. — Боялась я тогда сильно. Многого боялась. А теперь пусто, ни страха нет, ни радостей. С одной стороны оно хорошо, а с другой странно это, о матушке помнить и не тосковать. |