Книга Малахитовое сердце, страница 11 – Лизавета Мягчило

– Зайдите к старосте, мальчишки, он у нас всем заведует. – Глаза Ждана забегали, под осуждающим взглядом жены он придержал входную дверь ногой, поправил ремень сумки на плече. – Уж если кто что толковое скажет, так он. Да и оберег вам от шишиморы нужен, сами ее из избы не выгоните, домовой озлобится, житья вам не даст. Завелась здесь с месяц назад, свои порядки наводит.

Закрылась беззвучно дверь, отрезая их от деревенской семьи. Сиротливо стоял посреди стола ополовиненный горшок с окрошкой, игриво шипел мелкими пузырьками в чашках душистый квас, под печью скреблась осмелевшая мышь. Славик думал. Кусал внутренний угол щеки, блуждая пустым взглядом по стенам.

– Пойду-ка я проедусь по деревне, подышу свежим воздухом.

Он отъехал, задевая угол стола подлокотником, Бестужев по привычке придержал возмущенно скрипнувшую столешницу.

– Помощь нужна?

– В чем? Подышать? – Снисходительно приподняв брови, Славик издевательски осклабился и, не оборачиваясь, покатил к дверям, распахивая их ударом подставки для ступней. – Обустраивайся, Бестужев, у меня ног нет, голова осталась та же.

– Именно твоя голова меня и пугает, Елизаров.

Тот грубо хохотнул за дверью, и Саша остался в тишине. Устало растер виски, поднялся из-за стола, занося в дом сумки. Сам расположился у печи, сумку Елизарова поставил в изножье кровати, блекло улыбаясь воспоминаниям. Вот они, вдохновленные и совсем наивные, дерутся за печку и лавку, а потом с хохотом подкидывают друг другу разбросанные по дому вещи. Будто в другом мире, совершенно в другом измерении.

Бестужев успел убрать со стола, налить в миску под печь молоко и оставитьпару конфет в дар домовику, когда тревога царапнула внутренности. Жаркое дневное солнце начало плавно спускаться по небосклону, зачирикали ожившие в вечерней неге птицы. Где-то протяжно пропела камышовка, готовясь к ночным полетам. Возле уха запищал комар, и Саша с радостью его прихлопнул.

Славик не возвращался. Не вернулся он и тогда, когда мимо дома с визгливым хохотом пронеслась маленькая стайка детей с полным сачком отъевшихся бородавчатых жаб. Мальчишки улюлюкали, размахивая отвратительным трофеем, девчонка трусливо визжала, приподнимая на бегу мешавшее платье и обнажая разбитые коленки. Деревня оживала, а в нем просыпался страх.

Когда под рукою скрипнула калитка, сердце уже разгонялось, плясало на корне языка. Бестужев сделал первые шаги по дороге и почти пожалел о том, что согласился вернуться. А в следующий миг облегчение окатило его, как ушат ледяной воды. Не сдержавшись, Саша судорожно выдохнул, быстро шагая навстречу едущему другу.

Движения Славы были злыми, рваными, Елизаров то и дело подносил руку к лицу, растирал лоб и щеки, чтобы снова начать крутить замедляющиеся колеса. Когда они поравнялись, Бестужев удивленно моргнул раз, за ним второй. И бессовестно расхохотался, глядя, как сникает друг, как досадливо дергаются плечи, а рука снова тянется к щеке.

– Красиво. Подрался с пятилеткой?

Перекошенная обидой рожа друга была живописно разукрашена кровавыми полосами. Одна из длинных царапин начиналась на лбу и заканчивалась на подбородке, чудом не задев глаз. Губа распухла, брови и нос измазаны запекшейся кровью, Саша догадывался, чьи отпечатки разукрашивали лицо Славы. Нетрудно было догадаться.