Книга Золотая свирель. Том 2, страница 168 – Ярослава Кузнецова

Когда тончайший его покров, его нежная кожа дико вздыбилась и проросла гребнем хрустальных игл, я едва не закричала. Мне ясно представилось, что это мое потерявшее контроль тело скручивают метаморфозы. Это я превращаюсь из себя самой, такой привычной и обыкновенной, в какого-то голема, в изысканного уродца, в тварь несусветную…

Над полом неподвижно висела раковина. Королева всех раковин.

Сияющая янтарем и опалом, увенчанная витым единорожьим рогом, в короне изогнутых шипов, капризно оттопырившая гофрированную, словно лепесток орхидеи, перламутровую губу.

Раковина, дитя пылающих бездн. Казалось, стоит прижаться ухом к ее стеклянным устам – услышишь пульс магмы, задыхающийся шепот расплавленного металла, огненные тайны саламандр.

Вран отнял трубку от губ и снял с нее раковину, словно драгоценный плод с ветки. Переломилась хрустальная пуповинка – в воздухе поплыл летучий жалобный звон, на мгновение раня слух и оставив где-то внутри нанесенную стеклом ссадину.

– Немыслимо, – пробормотала я. – Она родилась в муках.

– Жизнь редко существует без страдания, – улыбнулся Вран. – Уж красота, так та и вовсе никогда.

– Это необходимая плата?

– Верно. – Он помолчал, разглядывая новорожденную, потом добавил: – Все делов том, кто платит. Здесь… возможны варианты.

– Варианты?

Он улыбнулся, не размыкая губ. На узком его лице дрожала золотая сеть, а за спиной, за высоким порогом очага, гремело и гудело темное подземное пламя.

– Ты пришла за древней мудростью, маленькая смертная? Ты ищешь того, чем не обладает человечий колдун?

Я заколебалась. Вран не против поговорить со мной на волшебные темы? С ума сойти… Он серьезный, он не будет дурачить меня и морочить голову, как Амаргин. Но как же… как же Каланда? У меня пересохло во рту. Каланда подождет. Про Каланду я потом спрошу. Успеется.

– Да, – закивала я. – Да. Что значит «дело в том, кто платит»?

– А! Это, знаешь ли, один из основных способов добиться желаемого в волшбе. Ты, например, готова заплатить за мудрость?

– Конечно!

– Тогда держи. – И он точным и небрежным движением вложил мне в руки стеклянную раковину.

Она еще не остыла.

Сказать по правде, ей надо было остывать несколько часов, чтобы я могла безбоязненно взять ее. Не знаю, как Вран ее держал. Она была… Ладони мои мгновенно высохли и прикипели к сияющим бокам. Они стали подобны истлевшим прошлогодним листьям, проволочному каркасу, кое-как удерживающему бурую выкрашивающуюся плоть.

Боль промахнулась, пролетела мимо. Она словно не видела меня, но чуяла, суматошно накручивая круги над головой. Изумление встало между мной и болью, вытаращив глаза и разинув рот. Мы – я и оно – оцепенело смотрели на раковину в моих руках.

Раковина сияла. Руки дрожали. От вибрации пергаментная кожа лопалась, слоилась шуршащей пленкой, волокна сухого мяса лохматились, как конопляная веревка, обнажая желтые цыплячьи кости. Я сжимала раковину, но у меня уже не было рук.

Отшвырнуть подарок не удалось – похоже, кости вплавились в стекло. Я попыталась сунуть раковину Врану – но не смогла до него дотянуться, хотя он стоял совсем близко. Я хотела бежать, но не двигалась с места, хотела упасть на пол, но оставалась на ногах, все острые углы и твердые поверхности оказались недосягаемы.

Вран отстраненно разглядывал меня. Ни сочувствия, ни неприязни – словно алхимик, поместивший катализатор в реагент и теперь наблюдающий за тем, что получилось.