Книга Дорога Костей, страница 68 – Деми Винтерс

— Если соседи подтвердят характер твоих травм, Собрание легко даст тебе развод. — В его груди разгорелась надежда. На новую жизнь. На свободу от постоянного насилия. Без отцовского гнева, без этой вечной осторожности, без страха, что любая мелочь может вызвать ярость.

Это мог быть даже смех над чем-то, что кажется отцу не смешным. Или то, что мать подала ему миску супа с меньшим количеством мяса. Или просто дождь за окном. Или проигранные в таверне десять соласов.

К десяти годам Джонас научился слышать изменения в голосе отца. Знал, когда нужно стать маленьким, исчезнуть в тени, спрятаться с Илиасом под вязом. Знал, как выдерживать звук ударов по телу матери.

Но этот план… Он должен был сработать. Сосед нашёл Джонаса и Илиаса под вязом. Бросил взгляд на длинный дом. И сказал слово, которое зажгло в них такую надежду.

«Развод».

Джонас держался за это слово несколько недель. Тихо собирал информацию. Он узнал, что если у женщины есть видимые следы побоев и честные уважаемые люди, готовы подтвердить их происхождение перед Собранием, то Законоговоритель обязан будет её освободить.

Губы матери треснули, когда она их разжала. Голос прозвучал едва слышно.

— Нет.

Надежда в груди сжалась и растеклась, оставив за собой лишь тяжесть.

— Но…

Её глаза встретились с его. Свет, который когда-то в них был, давно угас. Она облизнула губы и тихо сказала:

— Он мой муж. Я не могу.

Джонас слышал слова, которые она не произнесла.

Я его люблю.

Я люблю его и не оставлю.

Я люблю его и обреку вас с братом на эту жизнь.

Вот что такое любовь. Она делает человека эгоистичным. Она ослепляет. Она ведёт его к гибели. Джонас посмотрел на свою мать, и грудь его наполнилась ненавистью.

Любовь — это оружие, которое можно использовать против тебя. Безопаснее быть одному.

Сердце Джонаса окаменело, и он дал себе безмолвную клятву: Со мной такого никогда не будет.

Джонас резко проснулся, в животе завязался узел тошноты. Он сделал несколько поверхностных вдохов, затем сел. Сон, сказал он себе. Это был всего лишь сон. Закрыв глаза, он представил крепкий ствол старого вяза, раскидистые ветви. Золотые поля пшеницы, солнце, растворяющееся в пастельных красках, будто нарисованных самими богами.

Его пульс замедлился, дышать стало легче. Сны были и благословением, и проклятием. Они напоминали о прошлом. Но напоминали и о будущем.

В воздухе прозвучал незнакомый смех, и его желудок снова сжался. На мгновение он забыл, что теперь с ними есть ещё кто-то. Джонас протёр глаза.

День был хмурым, низкие тучи нависли над землёй, где-то в лесу каркал ворон. Трава вокруг него была влажной от росы, и Джонас знал — совсем скоро её сменит иней, а «Кровавой Секире» придётся вытаскивать из повозки шатры.

Справа, зарывшись в меха, спал Гуннар, его чёрные локоны выбивались наружу. Остальные постели уже были убраны. Джонас поискал взглядом Илиаса — того, кто всегда поднимался последним, — но вспомнил, что этой ночью он был на страже.

Запах приготовленной еды ударил ему в нос, и тут же прогнал остатки сна.

Он свернул подстилку, плеснул в лицо ледяной воды из ручья и натянул льебринью. Разгладив чешуйки брони на груди и плечах, Джонас бросил взгляд к костру. Силла сидела рядом с Илиасом, её спина сотрясалась от беззвучного смеха, пока тот что-то увлечённо рассказывал, его глаза сияли, несмотря на ночь без сна.