Книга Забытые боги: Пепельное солнце, страница 24 – Ан Тала

Телега резко затормозила и слегка накренилась вниз.

— Куда? — непонимающе вопросила Ючке, когда я неожиданно прервал свой монолог.

— Понятия не имею, — я повернулся лицом к телеге, широко и задорно улыбаясь. Как и ожидалось, лицо Ючке представляло собой яркий образец эмоции, под названием недоумение. — Но то, что мы приехали, это факт.

— Поезжай дальше, тут ничего нет, пустыня кругом, где мы, по-твоему, находимся? — она вскочила на ноги и принялась суетливо озираться по сторонам. Полегче, дорогуша, а где же ваше равнодушное самообладание?

Сложившаяся ситуация меня по-настоящему веселила.

— Не могу ехать дальше, — еле сдерживал я рвущийся наружу смех.

— Почему? — вопросила она, уставившись на меня.

— Лошадь сдохла.

Ючке громко и протяжно вздохнула, закатив глаза. Прошу прощения, глаз. Левый белёсый смотрел на меня неотрывно и осуждающе, словно я был виноват в том, что кляча без сил рухнула на пыльную дорогу.

В Торчащем зубе было шумно, душно и оживлённо, несмотря на холодную и безмолвную ночь за порогом дома. Ордженцы распивали хмельк, поглощали мясо овец, не щадя живота своего, громко и нескладно распевали песни, не щадя ушей своих соседей.

— Семейная жизнь — это вам не овец стричь, — пожилая ордженка, по-пьяному растягивая слова, читала Ларфе нравоучения. — Тут особой науки нет. Живи себе и живи.

Ларфа согласно кивала, улыбаясь криво и неестественно, но её собеседница этого совсем не замечала и всё подливала в свой безмерный стакан тягучий, пряный хмельк.

— Мы когда узнали, что ты замуж за Пирта собралась, сначала посочувствовали тебе, — продолжала свой монолог пожилая ордженка, — всё-таки чужой он, да и ордженец всего наполовину, но сейчас мы тебе все завидуем — такого мужа отгрохала! Он тебе и кузнец, и в поле помогает, да и добрый такой, добрее, чем коренные ордженцы. Бабка твоя, Ольфа, по деревне ходит и нос задирает, мол, внучка моя крупную овцу остригла и шерсти с неё на год хватит. Мы сначала плевались с неё, а теперь вторим ей, ведь права Ольфа, баран у тебя породистый!

Дилфо громко хмыкнул, но его никто кроме Ючке не услышал: все были заняты своими бессмысленными сплетнями и нескончаемой пирушкой. Ючке сидела вместе с мальчиком на скамье у белёной стены вдали от основного действа. Девушку местные принимали за ребёнка несмотря на то, что ростом она была со взрослого ордженца, но вот тело её было слишком изящным и тонким, что совсем не соответствовало деревенским понятиям о зрелости. Поэтому Ючке и Дилфо удостоились лишь скамейки в углу и двумя кружками разбавленного хмелька с ломтем серого хлеба. Ючке, получив свою порцию, тут же вручила её мальчику и принялась молча наблюдать за весельем хмельных ордженцев.

— Ну их, этих взрослых, — проговорил Дилфо, прикончив свою небогатую часть всеобщей трапезы. — Пойдём лучше в кузню, пока они нас не замечают, я покажу тебе мечи. Пирт мне разрешает в любое время любоваться своими творениями, а вот Ларфа против, говорит, не ордженское это дело мечами увлекаться. Что бы она понимала!

Ючке не ответила. Она послушно поднялась со скамьи и вышла вслед за мальчиком из напаренного десятком ордженцев дома на улицу, где дышалось свободнее, ибыло намного уютнее, несмотря на промозглый туман, поднявшийся с реки.