Книга Чужая. На пороге соблазна, страница 99 – Лана Муар, Анастасия Тьюдор

— Пошел ты, — оборвал меня Авдеев. — Пара бутылочек тут не прокатит.

— «Амнезия» до состояния амнезии? — спросил я и, увидев кивок друга, предупредил его: — Раньше девяти не вариант. Мне к бате заехать надо. А ты как раз можешь с Лилькой…

— Не хочу я! — подорвался на ноги Димон. Глянул на дверь квартиры и, кашлянув, попросил: — Никитос, можешь отправить Лильку домой? Скажи, что меня в ментовку вызвали. Или отец позвонил.

— Окей, — кивнул я, не понимая, зачем соглашаюсь на очередной обман. — Скажу, что тебя батя дёрнул, а зачем — не знаю.

— Тогда в девять в «Амнезии», — как ни в чем ни бывало улыбнулся он.

Словно только что не прозвучало ни единого упрека в мой адрес, а Амели для Дымыча — никто. Пустое место. И ее переживания, как и она сама, Авдееву по боку.

Проводив друга взглядом до лифта, я посмотрел на табло и сменяющиеся на нем цифры этажей, а затем на дверь квартиры. Мысленно прокрутил весь разговор с другом и скривился от внезапно появившейся мысли, что Димону, в принципе, похуй на Резкую. И только этим можно объяснить его отношение к Амели.

Он купил ей платье и привел ее на благотворительный вечер. Представил Резкую, как свою девушку, и тут же наплевательски забыл о том, что одного платья и фразы: «Познакомьтесь,это Амели» — мало. Он словно ограничился обозначением, что Резкая не увлечение или девочка на пару ночей, и забил на большее.

Я бы понял, окажись Амели внезапным помешательством Димона. Принял бы его наплевательское отношение к ней, если бы она вела себя как подстилка, которая крутит Дымычем, чтобы зацепиться за кошелек Авдеевых.

Но нет.

Лев Андреевич не имел ничего против Амели и сам обозначил будущий статус девушки сына.

Без гримасы раздражения.

Без проявления брезгливости.

Без намека на необходимость терпеть присутствие Резкой.

Однако самого Дымыча кидало из крайности в крайность.

«Я не думал о ней…»

«Отправь ее домой…»

А за минуту до — бредовые наезды и ревность. Чуть раньше — напоминание, чья девушка провела ночь в моей квартире. И полное отсутствие действий, подтверждающих слова, что Резкая действительно девушка, а не проходняк.

Я даже в мыслях не допускал подобного от Димона и был уверен в искренности его отношения к Амели. Однако, увидев насколько фальшива эта «искренность», поступки и слова Авдеева не вызывали у меня ничего, кроме отвращения. Даже его обращение к Резкой внезапно стало отдавать затхлостью болота.

— Малыш, — произнес я и скривился от того, что заезженное до дыр слово звучало в адрес Резкой чаще ее имени или сокращенного «Лиля».

Словно и тут Димон решил не заморачиваться больше необходимого минимума. Не выделил Резкую среди других. Наоборот, смешал ее с ними. Взял первое попавшееся и подходящее под «отношения» слово. А дальше принялся повторять его, наивно полагая, что избитости «Малыша» достаточно. Не озадачиваясь чем-то другим. Игнорируя и редкое имя, и послевкусие мелодичного «Амели».

«Зачем? Ведь Малыш — это уже отношения»? — подумал я, а вспомнив, кем считает Авдеева Клим, негромко подтвердил: — Действительно дегенерат.

И через минуту добавил:

— И я туда же.

Вместо того, чтобы спокойно выслушать Амели и попытаться поговорить с ней без эмоций, меня зациклило на ее вранье. Она же скрывает от Димона тачку — охрененное оправдание тому, что я натворил. Наломать дров там, где все решалось простым разговором, довести ситуацию до абсурда и только потом включить голову.