Книга Ноктюрн для капитана, страница 20 – Галина Маркус

Настроение у меня портится. Я смотрю на Чистого, и во мне поднимается раздражение. У меня, между прочим, такой же редкий ген, и тварь распознает меня мгновенно. Однако Чистому нет до меня никакого дела. Он не чувствует во мне родной души. Его не волнует, что меня мучают по ночам кошмары, что я вместо него встречаю мутантов, летящих на меня, чтобы разорвать. Он просто гуляет, видите ли, в парке, не желая прятаться в Стеклянном доме. И как бы еще нам не пришлось его провожать – впрочем, попробуй ему навяжись… Не ходить же за ним, куда он – туда и мы.

– Надо вызвать группу? – вторит моим мыслям Виктор. – Если что, его некому защитить.

– А мы? – слышится голос Плава.

Они только что подошли и тоже уставились на Чистого.

– Мы здесь ради Осы, – возражает Виктор.

– А Оса – ради него, – тихо говорю я, и все молча смотрят на меня.

Только ради таких моментов и стоит терпеть ночной страх, но Дарк-Кэп умудрился испортить мне и это скромное удовольствие, поэтому сейчас я лишь морщусь под их уважительными взглядами.

– Ой, да хватит вам! – Леди приходит в себя первая. – В городе они никогда не бывают одни, наверняка сейчас вокруг них куча охраны. Да вон же, смотрите!

Действительно, поодаль располагаются двое дорян в форме охранников. Но они, в отличие от меня, не узнают о приближении твари. Интересно, а сам этот Чистый, почувствовав тварь, даст кому-нибудь знак или продолжит свои наблюдения, пока его не сожрут? Не удивлюсь, если второе.

Внезапно я испытываю настоящий кураж. Или как это еще назвать, когда ты вдруг понимаешь, что сделаешь сейчас нечто из ряда вон выходящее и никто тебя не остановит? Тем более что капсулы с доряшатами уже приземлились, а следующий залет минут через десять. Я вскакиваю со скамейки и решительно направляюсь к Чистому, встаю прямо напротив него, заглядываю ему в глаза. Голова у меня значительно ниже, но не заметить-то меня никак нельзя!

Но он не замечает.

Кстати, «чистые» они, очевидно, только в душе. В Стеклянном доме за ними ухаживают, бреют, одевают и обувают. Доряне очень трепетно относятся к антуражу. Но этот, видать, давно не был в Стеклянном доме. Одежда, похожая на монашеский балахон, если и была когда-то белой, то недолго. Пояс он, видимо, потерял, поэтому подпоясался тонкой гибкой веткой от желтого дерева. А в начинающей отрастать серой, как и волосы, бороде застряли несколько крошечных лепестков – наверное, прицепились, когда он подбирал с земли эту ветвь. Допустить, чтобы кто-то сломал у дерева ветку, здесь невозможно.

Поскольку он не обращает на меня никакого внимания, я могу рассматривать его без всякого стеснения. Даром что вокруг уже собрался народ: невиданное зрелище для дорян – кто-то пристает к Чистому!

До моего поступка все взрослые посетители вежливо его обходили, делая приветственные благоговейные знаки, на которые он обращал внимания не больше, чем сейчас на меня. Его охрана теперь тоже приблизилась, на лицах у всех написано любопытство и недоумение. Но мне плевать! Я знаю, что такое страх, и уж это точно не то, что я испытываю сейчас.

Лицо у него, в отличие от обычных дорян, длинноеи продолговатое, хотя такое же белое, как и у всех. Поэтому он еще больше, чем они, напоминает привидение. Длинные бледные кисти рук сложены на груди в замочек, но вывернуты ладонями наружу – то ли в знак отторжения, то ли, наоборот, открытости и беззащитности. Темно-бутылочного, почти черного цвета глаза посажены глубоко, они огромные для землянина, но, скорее, средние при его размере головы.