Книга Ноктюрн для капитана, страница 131 – Галина Маркус

Он сам выбирает то, что ему интересно. Из многих книг, которые я вспоминаю, одни его волнуют, другие – нет. Впрочем, в каждой области знаний мой запас, увы, быстро истощается. Мельт-Тихца интересует то, чему не учат в школах, и мои отличные оценки тут не помогают. Стоит углубиться в какую-либо тему, как я быстро ощущаю дно. Остается только сожалеть, что они не призвали Питера; но избрана почему-то я, и я стараюсь как могу.

Мельт-Тихц удивляется нашему искусству – живописи, архитектуре. Всем, что я знаю об этом, я обязана маме, и вот я замечаю, что мы сидим рядом с Мельт-Тихцем, и я мысленно показываю ему маму и рассказываю о ней. Причем мы возвращаемся к ней снова и снова.

Но и я теперь хочу знать о Доре как можно больше. Хотя я и проработала тут столько времени, но осталась такой же невеждой, как и в день прилета. Что удивительно, ни один мой вопрос не остается без ответа. Конечно, мной движет обычное любопытство, но Мельт-Тихц никогда не дает мне понять, что я трачу его драгоценное время. Начинаем мы с того, что, как он убежден, мне не менее важно, чем ему: понять планету, услышав, как она звучит.

Дорианская музыка всегда нравилась мне, но я никогда не могла проникнуть в ее суть. Но Чистый показывает мне ее с другой стороны. Он играет на всех местных инструментах, мысленно транслируя мне образы, возникающие у него при ее звучании. С удивлением отмечаю, что и эта непонятная завораживающая музыка рассказывает о том же, что и моя любимая земная: о мире, любви, печали… и еще о чем-то таком, что все это объединяет и превозносит до небес. Мельт-Тихц учит меня играть простые мелодии на разных инструментах, но у меня не всегда получается. Особенно со Стеклянным шаром– он слишком велик для меня во всех смыслах слова, я даже боюсь к нему прикасаться.

Другой наш разговор наполняется образами природы – земной и дорианской. Мы сравниваем их, находим удивительные отличия, но и много общего. Я уже знаю, что природа очень важна для Чистых. Один из них занят только тем, что слушает лес. Другой – осмысляет птиц, и не только дорианских. То, что мы даже не замечаем в обычной жизни, для Чистых – драгоценный клад из сокровищницы Вселенной. И таких драгоценностей – миллиарды. Причем я уверена, что те знания, которыми я поделилась с Мельт-Тихцем, становятся доступны и всем остальным Чистым, словно попадают в некую общую базу, из которой каждый возьмет свое.

Самые продвинутые из них занимаются – я вижу в глазах Мельт-Тихца особое почтение – будущим. Детьми, понимаю я, и сразу же вспоминаю того, с кем познакомилась в парке. Того самого, что потребовал расследования заговора.

Его зовут Осиэ-вэ. Теперь он регулярно приходит к нам, но не мешает нашему с Мельт-Тихцу общению, а стоит себе неподвижно в углу, устремляя на нас свой взор. Мне кажется, что если Мельт-Тихц в первую очередь увлечен тем, что я показываю и рассказываю, то для Осиэ-вэ главным объектом изучения являюсь я сама. Совесть подсказывает предложить ему землянина подостойнее, но потом я думаю, что в моем случае они просто пользуются тем, что есть под рукой. Мне легко удается забыть про лишнюю скромность, уж очень не хочется покидать это место и его обитателей.

Осиэ-вэ, кстати, самый «разговорчивый» из них, если так вообще можно сказать. Во всяком случае, он отвечает на мои вопросы словами. Улыбка, как и в первый день нашего знакомства, порой только едва угадывается на его лице, но мне с ним очень нравится, хотя я немножко его побаиваюсь, как мудрого, но строгого учителя. Любимого учителя. С каждым днем я испытываю к нему все большее благоговение. Наш разговор обычно заканчивается тем, что Осиэ-вэ «уходит» в свои пространства, не заморачиваясь тем, чтобы меня предупредить. Но теперь-то я ни за что не рискну помешать ему и обращаюсь к нему только тогда, когда он готов пообщаться.